Я смотрю вперед, на ручей, мимо плеч Челси. И тут я понимаю, куда мы забрели, и по коже у меня бегут мурашки.
– Ты нашел хоть одну? – спрашивает Челси. – Ну, орхидею?
– Нет, – отвечаю я дрожащим голосом. – Слушай, давай вернемся по другому маршруту.
Что с тобой не так, Морган? – ругаю я себя. Но сам тут же понимаю, что со мной не так: я слишком пристально таращился на плечи Челси, чтобы заметить, куда она направляется. Чтобы понять, что она идет к этому ущелью.
Не надо было вообще сюда ехать, пытаюсь я себя уговорить. Но я был слишком расстроен, слишком смущен затянувшимся молчанием в машине, чтобы думать о чем-либо еще. О чем-либо, кроме Челси.
– А я вот да! Нашла! – торжествующе выкрикивает она и спешит дальше, вперед, к бело-розоватому цветку.
Но он исчезает, и Челси вслед за ним. Жар летнего утра сменяется безжалостным холодом. Июнь уступает место самому началу марта, и север Миннесоты все еще пытается вырваться из цепких ледяных лап зимы. Я опускаю взгляд и вижу, что вместо камеры держу в руках серебристую крышку термоса. Папа льет в нее черный кофе. А я не стою в ущелье, а смотрю на него сверху, держась за руль своего грузовика. Мы едем по шоссе. От снега весь мир стал белым-белым; дыхание вырывается у меня изо рта облачками пара. Руки надежно спрятаны в рукава парки, лоб чешется от шерстяной вязаной шапки. Сквозь лобовое стекло я вижу, как медленно поднимается солнце, возвещая приближение еще одного дня без ответов на мои вопросы.
– На самом деле тебе нужно поспать, – говорит мне папа. – Ну, по крайней мере, попробовать.
Он говорит громко, пытаясь перекричать радио. Мерзкое радио.
– …продолжаются поиски Розалин Джонсон, – объявляет диджей. – В последний раз девочку видели на турнире по хоккею, который проходил на озере поблизости от …
– Я знал, я сразу понял, – говорю я. – Она не пришла, и я сразу понял, что что-то случилось. Но я продолжал играть? – Я крепче хватаюсь за руль.
– Это не твоя вина, Клинт, – настаивает папа (он повторяет это все восемь часов, что мы едем). – Если бы ты немного отдохнул…
– Ага, конечно. Отдохнул. Мы даже не знаем, где она. Мы не знаем, что с ней. А что-то явно случилось. И в этом есть чья-то вина. Я не буду останавливаться, чтобы тупо спать.
Я жму на тормоз и съезжаю с дороги. Перевожу коробку передач в нейтральное положение.
– Так почему ты тогда остановился?
Но я думаю, что папа, еще не договорив, уже знает ответ.
Впереди по заснеженным ветвям мечутся красные и синие огни. Дорогу перегородили полицейские машины. Внезапно я понимаю, что вышел из грузовика и бегу туда.
– Клинт! – зовет папа.
Но я уже скольжу вниз по склону, и ботинки мои проваливаются в снег на добрые десятки сантиметров. Снег хрустит под папиными ногами за моей спиной; он пытается догнать меня. Легкие горят от холода.
Впереди маячат черные униформы. Кто-то из них замечает меня и поднимает вверх руку:
– Сынок! Тебе не следует здесь быть.
– Рози? – хриплю я. – Рози?
Папа ловит меня за капюшон парки, но я вырываюсь. Я бегу вперед, проваливаясь глубже. Все кричат, и я теперь вижу – ясно вижу – разбитое лобовое стекло и эту чертову белую крышу, которую занесло снегом. «Мазда-Миата» с проломанной крышей. Она скатилась вниз, думаю я, и мои глаза перебегают от машины обратно на шоссе. Я проезжал мимо этого места сотню раз за последние пару дней. И я просто ее не заметил. Она всегда ездила так быстро, настоящая маньячка. Даже в плохую погоду. Сколько раз я предупреждал!
Полицейские собираются вокруг меня, поднимают руки вверх и зовут: «Сынок, сынок…» Я медленно начинаю понимать, что крик, от которого у меня вибрирует череп, – мой собственный. Рози!
– Смотри, вот тут! – От голоса Челси пейзаж вновь зеленеет. Полиция исчезает, появляются почва и растения. Машины проносятся по шоссе над моей головой; им невдомек, что случилось два года назад в этом самом ущелье. Но я трясусь с ног до головы.
Рози больше нет.
Я иду навстречу Челси. Она опустилась на колени рядом с нежным, свежим цветком. Вспышка камеры. Челси протягивает руку к орхидее – наверное, собиралась сорвать, – но я хватаю ее за запястье.
– Пошли, – рявкаю я. – Мы уходим.
– Но я…
– Не спорь!
Я срываюсь на крик, потому что, вернувшись сюда, я заново переживаю ту аварию. Она больше не воспоминание, а реальность, которая происходит сейчас. Поверить не могу, что расслабился настолько, что вообще пришел сюда.
Читать дальше