Дерби Брайа - Пылающая Эмбер

недель я пыталась найти работу, практически вымаливая её. Но без удостоверения

личности и подобающего внешнего вида никто меня не наймет. К тому же, я не могу

нигде работать, поскольку не должна светиться.

Отец Уорнера, его знакомые и половина мира, несомненно, ищут меня сейчас, после

сообщения в средствах массовой информации о пожаре и моём исчезновении. Я знала, что

«благодаря» отцу Уорнера, который был сенатором штата, эта новость, скорее всего,

станет самой обсуждаемой в местных новостях, но я не знала, что она выйдет за пределы

Калифорнии.

Три недели назад, когда я скрывалась от летнего зноя внутри гипермаркета, я

замерла на месте как вкопанная. На одном из огромных экранов телевизоров с высокой

четкостью возникло лицо Уорнера. Он стоял за трибуной и умолял общественность

позвонить по номеру 800, указанному в нижней части экрана, если они располагали какой-

либо информацией о моём местонахождении. Я с ужасом наблюдала за тем, как на экране

появилась наша фотография. На фото я улыбалась, а значит, она была сделана несколько

месяцев назад, когда мы только начали встречаться. Когда я находилась в блаженном

неведении относительно того, кем он был на самом деле. Камера, наведенная на него,

делала особый акцент на его искренних, покрасневших от слез глазах и расстроенном

выражении лица. Стопроцентное притворство. Затем дрожащим голосом, от которого у

меня побежал мороз по коже, он произнес: «Эм, я люблю тебя. Если ты меня слышишь,

возвращайся домой». Он покачал головой, словно ему внезапно стало тяжело говорить, и

наклонился вперёд. Тихим голосом он прошептал: «Пожалуйста, помогите мне вернуть

мою любимую домой. Спасибо».

Не знаю, почему меня удивляло, что он по-прежнему на свободе и не подозревается

в моем исчезновении, несмотря на кровь, которая повсюду была на месте преступления. И

почему не было упомянуто о его извращенных и нездоровых наклонностях. Его отец,

наверняка, не пожалел денег и заплатил всем за молчание, чего я и боялась. Именно по

этой причине я не обратилась к властям. Уорнер всегда хвастался тем, что его отец был

неприкосновенной персоной; он держал в руках полицейских, адвокатов и даже судью.

Не хватало, чтобы кто-то узнал меня и вызвал копов.

12

У них нет ордера на мой арест. Но я требовалась для допроса по поводу пожара.

Впрочем, это могло оказаться простой уловкой, которая вынудит меня сдаться, чтобы они

могли схватить меня, запереть в камере или вернуть Уорнеру. И если я окажусь во власти

Уорнера, вне всяких сомнений, я дорого заплачу за поджог его дома и привлечения

внимания общественности к нему и его отцу.

Я выдыхаю и заправляю прядь волос за ухо.

Как ни странно, разница между тем, чтобы продать себя, и тем, через что он заставил

меня пройти, — не такая уж и большая. Единственное существенное отличие в том, что

после того, как мной попользуются, я уйду с деньгами, а не с воспаленными

конечностями, синяками и ушибами.

Даже в мыслях это звучит слишком жестоко. Кем я стала? Бездушной, озлобленной

девчонкой? В кого он превратил меня? В того, кому уже наплевать на любовь или мечты о

жизни с тем самым единственным мужчиной, который будет любить меня такой, какая я

есть до конца моих дней? А ведь именно об этом я мечтала. До Уорнера.

— Прости, милая. Ты не возражаешь?

Я оборачиваюсь и вижу с любопытством наблюдающую за мной женщину.

Сногсшибательную женщину. У неё на лице минимум макияжа, красивые, голубые глаза

и губы, как у Анджелины Джоли. Она — своего рода помесь королевы красоты и фанатки

рок-группы с самыми удивительными каштановыми волосами. Они великолепные, густые

и блестящие, как в тех роликах, рекламирующих средства по уходу за волосами. Она

одета с шиком: на ней дизайнерские обтягивающие джинсы, чёрные обалденные туфли и

черно-красная рубашка, демонстрирующая шикарное декольте.

Мея тут же захлестнула зависть к её природной красоте и чистой, модной одежде,

поскольку очевидно, что эта женщина, в отличие от меня, не живет в ситуации, когда нет

возможности свести концы с концами. В миллионный раз я задаюсь вопросом, что было

бы, если бы мне не приходилось постоянно мириться с отсутствием денег.

Не сразу, но мне все же удаётся избавиться от восставшего внутри зелёного монстра.

Ненавижу зависть. Терпеть не могу ни видеть её, ни чувствовать. Она как болезнь,