Евгения Перова - Нет рецепта для любви

Лео закрыл глаза, и лицо его исказилось, словно от боли. Олеся сжала его руку:

– Вам плохо?

Лео покачал головой:

– Нет. Просто тяжело говорить об этом. У Миранды болезнь Альцгеймера. Она живет в специальном заведении. Я езжу к ней время от времени, но она… не узнает меня. Сына еще помнит.

– Боже мой…

– Да. Такая история. Ты не представляешь, как мне жаль! Если бы я мог вернуться назад…

– Plus-que-parfait, – пробормотала Олеся, но Лео задумался о своем и не услышал, потом усмехнулся:

– Знаешь, какая она была? Видела, у меня в кабинете стоит маленькая скульптурная группа – волки?

– Да. Из слоновой кости.

– Из моржовой. Это Миранда мне подарила. Мы с ней ездили на Аляску. Давно это было. Как ты понимаешь эту скульптуру?

– Волки хотят подраться, рычат…

– Да. Два волка-самца выясняют отношения, а самка спряталась под самца. Так?

– Ну да, она боится.

– Нет, она не боится. Она просто делает вид, что прячется. Волчица прекрасно знает, что ни один волк никогда не атакует волчицу. Поэтому она собой прикрывает горло своему самцу. Это самое уязвимое место. Миранда была как эта волчица. Она всегда… прикрывала. А я…

Олеся сделала вид, что не замечает его слез.

– Ладно, хватит разводить сырость, – сказал он, стараясь улыбаться. – Давай мы попрощаемся, малышка.

– А как я узнаю, что вы?..

– Я пришлю тебе смс, как только окажусь в Лондоне.

– Да, конечно. Только я имела в виду другое…

– А! Тебе сообщат, я уже распорядился. Мой сын тебе позвонит.

– Лео…

– Все, иди. И знай, что ты вторая женщина в моей жизни. После Миранды. Будь счастлива, дорогая!

На следующий день Лео улетел в Лондон, а через три дня умер. Его сын позвонил Олесе, и она, выразив соболезнования, спросила:

– А он успел повидаться с вашей матерью?

– Да, успел, – ответил сын.

– Как хорошо! Она… Она так и не узнала его?

– Нет, не узнала. В последнее время она и меня уже не узнавала.

Он немного помолчал и добавил:

– Мама умерла одновременно с Лео.

– Как? – воскликнула потрясенная Олеся.

– Вот так. Лео навестил маму, уехал. А утром… Медсестра зашла к ней, а мама уже не дышит. Так внезапно. Ничто не предвещало – никаких ухудшений не было. А потом позвонили из гостиницы, где остановился Лео. Так что хоронили их вместе.

– Боже мой…

Олеся повесила трубку и некоторое время сидела, растерянно глядя в пространство, – слезы текли по ее щекам, она их не замечала, вся во власти неимоверно сильного чувства: это было горе и одновременно восторг перед силой любви.

Каждое утро Артём просыпался с мыслью: сегодня Олеся обязательно вернется. Нет, не возвращалась, только иногда присылала смс: «У меня все хорошо». Что ж, спасибо и за это. Артём похудел, стал раздражаться на каждую мелочь, уволил двоих официантов и одного повара, а хостес ушла сама, после того, как он на нее наорал: показалось, что строит ему глазки. Никто, ни одна женщина в мире не могла заменить ему Олесю! Как и следовало ожидать, Сержу осточертела вся эта волынка, и он сказал, что тоже хочет уйти. Надо было искать нового су-шефа вдобавок к официантам, повару и хостес, а Артём решительно ничем не мог заниматься. Не хотел.

– Послушай, возьми себя в руки. Так нельзя. Неужели на ней свет клином сошелся? – уговаривал Серж уже хорошо набравшегося Артёма. Ресторан закрылся, и они вдвоем сидели в кабинете.

– Сошелся! – пьяно кивнул Артём, доливая вина в бокал. – В смысле, свет клином. Свет в конце тоннеля. Это она.

– Так позвони ей сам.

– Нельзя.

– Да почему нельзя-то? Что за бред?

– Нельзя, и все. Она вернется. Обещала же.

– Хорошо, пусть вернется. И что она увидит? Ты посмотри на себя! Это ж не человек, а развалина.

– Да-а? – удивился Артём, пытаясь сфокусировать взгляд на своем отражении в зеркале. – И правда…

– Да будь ты мужиком! Бабы любят сильных, успешных. Кто мечтал о трех звездах Мишлена, а? Будешь так продолжать, ресторан вообще в забегаловку превратится.

– Шестнадцать, – прошептал Артём, подмигнув Сергею. – Только – тсс!

– Что – шестнадцать?

– Шестнадцать звезд! Я хочу. Как у этого… Ну, ты знаешь.

– Как у Гордона Рамзи [2], что ли? Ну, ты замахнулся! Он почти тридцать лет шел к своим звездам.

– Я лучше!

– Ну да. Но только твой Рамзи наверняка не пускал сопли из-за бабы.

– Ты тоже считаешь, что я тряпка?

Наутро Артём мучился от страшной головной боли. Не глядя на Сержа, он сказал: