Эни Китинг - Тридцать ночей (ЛП)

Потрясенный развитием событий, я едва не упустил, как её тело слегка выпрямилось, как будто синапсис, наконец, заговорил с плотью. Её кожа наполнилась нежным сиянием, и впервые, грусть покинула её глаза. Возможно освободившись от груза, её ресницы мгновенно затрепетали, словно она пробуждалась ото сна. Лиловый цвет её глаз изменился. Голубоватый полутон превратился в индиго, и разгорался с огненной силой до тех пор, пока не остался лишь один оттенок, напоминающий тёмную сирень или орхидею, озаряемый изнутри. Она моргнула раз, потом ещё раз... и ещё раз.

Благодаря её порозовевшей коже и лиловым глазам, я, наконец, нашёл слово, чтобы описать то, что видел. Больше чем рассвет, больше чем жизнь. Пробуждение. Вот что это было. И по какой-то причине, вызвал это я.

Беспомощно я наблюдал за ней неизмеримый момент — потерявшись в своих собственных чувствах, равно как и в ней.

— Так что вы выбираете, мисс Сноу? — прошептал я. Из всех вариантов, теперь я очень страстно, очень болезненно жаждал третьего.

Она вновь моргнула, как будто вернулась из другого мира. Она улыбнулась от некой мысли, сглотнула и закрыла глаза, словно хотела задержать в том ином мире чуть дольше. Когда она их открыла, они всё также пылали.

— Капитулирую, — прошептала она.

Я понимал, что она под этим подразумевала, что она признается в том, что является женщиной с картины. Но эта маленькая победа почему-то значила гораздо больше. Это была не столь её капитуляция, сколько её решение позволить опустить как минимум одну защитную преграду. И это принадлежало мне. Равно как и этот жизненно-важный момент пробуждения. Но до того как я успел как следует поздравить себя, реальность просочилась внутрь меня и я осознал, что на самом деле это было всего лишь решение. Она решила не спорить, не позволить мне проникнуть внутрь. Это не было "да", Хейл. Это было "нет".

Подавленное настроение должно было оставить меня выдохшимся, но по крайне мере, я в этом разглядел луч надежды. Она решила не поднимать оружие. На мгновение, это было соблазнительным. Но в итоге, она пошла против этого. И это было хорошим решением.

— Безопасное решение, — сказал я, игнорируя то, как изматывающе, ужасающе скрутило все мои внутренности.

Я разберусь с этим в одиночку. Но её разум, в конечном счете, одержал победу. Она была в безопасности от меня. Теперь мне надо было уйти. Позволить ей жить. Спокойно жить своей жизнью, которая только что началась. Заслужить степень доктора наук или, скорей всего, десяти наук. Изобрести таблетку, которая будет исцелять от рака одной дозой. Разработать расчетную модель, которая будет предотвращать войны. Приготовить какое-нибудь лекарство, которое утихомирит эйдетическую память. Или просто скажет "да" милому, рассудительному, подходящему ей, коллегиальному профессору, выйдет за него замуж, и родит так много детей, чтобы сделать вклад своего ДНК в мировой генофонд.

На незримый момент зверь не вызывал образы прошлого; он показывал будущее. Элиза Сноу — такая же, как была всего лишь мгновение назад, румянец от возбуждения густо окрашивает её щеки, глаза цвета аметиста, и трепещущие ресницы — одетая в белое. Медленно идёт по церковному проходу в сторону безликого мужчины. Почему же этот образ такой болезненный? Такой глубинный? Я не отличу эту девушку от Евы; она не моя. И именно поэтому. Потому что она не была моей. И никогда не сможет ею быть. Единственное место, где она должна принадлежать мне — это на картине.

Благородный план, Хейл. А теперь придерживайся его. Я сделал глоток воды и сосредоточил свой взгляд на ней.

— Остается лишь один вопрос, прежде чем мы перейдём к другой причине моего появления здесь сегодня, — сказал я, с некоторым удовлетворением отметив, что мой голос вновь стал бесстрастным. — Почему вы солгали об этом?

— Я не лгала, — сказала она в свою защиту.

— Неэтично подобранное слово, но вы не можете отрицать, что попытались скрыть правду. Так почему?

Она взглянула искоса — явно, привычка гениев. Затем она выпрямилась и расправила плечи.

— Потому что я работала незаконно, мистер Хейл. Моя студенческая виза не разрешает мне работать вне кампуса. Мои недолгие часы позирования дают небольшой, но очень необходимый доход, — её голос спокойный, едва ли не дерзкий.

Ясно! Так вот в чём проблема, не так ли? Она всего лишь преступила закон. Я был удивлен тому, насколько неизменной она осталась в моих глазах. Если это то, что ей необходимо, чтобы сносно существовать, мне глубоко плевать, сколько законов она нарушает.