Алана Инош - Певчее сердце

— Ты прекрасна, Машенька...

Руки Марии обвились объятиями, ладонь заскользила по чуть колючему затылку, а Влада шалила под подолом её сарафана. Трусики упали на пол, джинсы последовали за ними, ноги Марии широко раскрылись и впустили Владу в свой горячий обхват. От поцелуя перехватывало дыхание — до головокружения, до тугого напряжения, до отказа натянутых мышц, Мария зажмурила веки, чувствуя глубокую ласку языка и проникновение пальцев одновременно. Поцелуй не прерывался ни на миг, и плевать было, что серпик месяца смотрит в наклонное окно в скате крыши, как любопытный прищуренный глаз.

Их составное ложе покрякивало: без комментариев оно не могло обойтись. Внизу, наверно, слышно... впрочем, неважно. Кто мог запретить Владе что-либо? Она имела право на Марию, на каждое движение на ней, на затуманенный взгляд, неотрывный, желающий видеть в глазах любимой женщины отклик. Кто мог запретить Марии стремиться навстречу, впитывая, принимая в себя нежность и отдавая свою?

У неё пульсировала кожа в углу рёбер под грудиной: она стала такой хрупкой, что было буквально видно, как бьётся её сердце. Влада нежно поцеловала это место.

— Сердечко моё родное... Люблю тебя, моё маленькое, сильное, певчее. Не подводи мою Машеньку. Но и она пусть тебя бережёт.

Урожай этим летом был и в самом деле большой: и на ягоды, и на любовь.

Процесс подходил к концу. «Вина не доказана» — пункт за пунктом рушилось обвинение под ударами этой формулировки. Ещё была «недостаточность улик», «доказательства, полученные с нарушениями закона», «отсутствие состава преступления». Изначально Владу хотели засадить за решётку лет на десять как минимум, но в итоге не набралось даже на пару лет условного наказания. Кое к чему всё-таки придрались, чтобы не оправдывать Владу совсем уж вчистую — присудили заплатить штрафы, и на этом дело было закрыто.

— Борь, я перед тобой в неоплатном долгу, — сказала Мария бывшему мужу. — В этой жизни мне его не отдать. Может быть, в следующей... если она есть.

Они шагали по дорожке парка. Уже первые опавшие листья желтели кое-где на асфальте и траве, солнце струилось сквозь кленовый полог, август баловал теплом и задумчиво-мягким золотом рассветов, суля долгое, погожее и ласковое бабье лето.

— Наверно, ты мой ангел-хранитель, Боря... Ангел, которому ничего не нужно взамен.

— Ты ошибаешься, Маша. Кое-что мне всё-таки нужно.

— И что же?

— Не расставайся со своим голосом больше никогда.

Эпилог

Было чуть влажно и прохладно, но солнечно. Листва желтела и облетала с веток, но ровно подстриженный газон выглядел по-летнему сочно-зелёным, бархатным. Зеркальная вода в пруду отражала рыжие и багровые кроны деревьев, гранитно-серые арки каменного моста. Золото листвы покачивалось на фоне синего неба. Европейская осень мягко окутывала Марию в длинном платье цвета крем-брюле, сидевшую на скамейке в парке. Сдержанно-элегантное, оно подчёркивало её стройную талию, обнимало кружевом плечи и руки, а юбка со шлейфом ниспадала на траву гладкими шёлковыми складками. Её уложенные в торжественную причёску волосы, разделённые прямым пробором, венчала лишь небольшая изящная диадема, длинные жемчужные серьги свисали к плечам.

— Маш, ну почему ты не надела фату? Как было бы красиво!

Присев около неё, Влада ласково тронула один из атласных тёмных локонов над её ухом. Её собственные волосы отросли и приобрели объём, вились осенним золотом в солнечных лучах, подстриженные шапочкой. На ней был тёмный костюм с белой бутоньеркой и белым галстуком-бабочкой.

Мария улыбнулась, мерцая задумчивыми искорками в глубине южных глаз. Жаркая страсть в них не угасла, просто чуть затуманилась, смягчилась отсветом этой сдержанной мудрой осени. Её макияж был лёгким, дневным — тушь, тонкая подводка, помада натурального оттенка и совсем немного румян.

— Мама однажды сказала: фату надевают один раз в жизни. Я склонна думать так же... Юность и невинность давно позади, мы с тобой уже взрослые девочки.

— Хорошо, как скажешь, — улыбнулась Влада. — Наверно, тебе она и не нужна, ты и так цветёшь, будто яблоня по весне... Ну что, надышалась воздухом? Можем идти жениться? А то я уже начинаю думать, что ты сомневаешься...

— Пошли, — решительно сказала Мария, вставая и оправляя платье. И заверила со смешком: — Никаких сомнений, что ты! Просто надо было посидеть... на дорожку. Дорожка-то нам с тобой долгая предстоит.

— И то верно.