Татьяна Иванова - Бэль, или Сказка в Париже

— Не осуждайте ее, Егор Алексеевич! Она так измучилась после похорон Володи, ей это было просто необходимо! — сказала она соседу.

— Да что вы, Леночка, что вы! Мне и в голову не пришло осуждать Яночку. Я просто удивился, почему во Францию, только и всего.

— Не знаю, у них, у молодых, свои причуды! Укатила в такую жару в город, вместо того чтобы отправиться куда-нибудь к морю.

«Зато я прекрасно знаю, что это за причуды! — подумал Егор Алексеевич. — Н-да! Похоже, все идет к тому, что американская невеста Егора, как ее, Флер, кажется, на этот раз останется без жениха. Тенденция к тому имеется! Интересно, сколько времени понадобится Егору для завершения парижских дел? Теперь, поди, столько же, сколько и Яне для завершения отдыха».

Они распрощались с Еленой Васильевной, и Егор Алексеевич направился домой. Он планировал сегодня прибрать квартиру, хотя бы слегка, да приготовить себе какой-нибудь немудреный обед. Немного передохнув, не спеша, с передышками, протер пыль, разобрал особо захламленные за последнее время места, выбросив все лишнее, и взялся за пылесос. Мусорный мешочек оказался заполненным до отказа, и Егор Алексеевич решил заменить его новым. Запасные хранились у него на антресоли в прихожей, и он, кряхтя, влез на табурет, принялся шарить руками в левом углу шкафчика. Его руки нащупали какой-то рулон, полый внутри и обернутый мягкой бумагой, похоже, газетой. Что это? Какие-то старые обои? Но он никогда не укладывал на антресоли старые обои. Они всегда хранились у него в кладовке внизу. Егор Алексеевич еще раз пощупал рулон. Нет, это не обои! Под тонким слоем газеты было что-то мягкое и гибкое, похожее на грубую холщовую материю. Он удивился и потянул рулон на себя. Вынув его, слез со стула и тут же в прихожей снял с него газету, обмотанную тонкой бечевкой.

Перед ним был старый холст, настоящий. Он развернул его и обомлел.

— Это… Это… Это же «Бэль»! — воскликнул он и почувствовал, как у него задрожали руки. — Нет! Этого не может быть! Этого просто не может быть!

Егор Алексеевич до сих пор не знал, что картина пропала с выставки, — боясь за его сердце, Егор так и не рассказал ему ничего.

Старый академик, не веря своим глазам, отправился с картиной в комнату, чтобы рассмотреть ее как следует при дневном свете.

Это она! Сомнений быть не могло, он видел на выставке именно эту картину. Сходилось все до мелочей, так врезавшихся тогда ему в память! И редкие, едва заметные подтеки, оставленные белой краской в слове «Бэль» под буквой «Э» и после мягкого знака. И небольшая царапинка на руке девушки. И вмятина в верхнем левом углу, похожая на след от широкого гвоздя!

— Да что же это такое? Откуда? Откуда она тут взялась? — недоумевал Егор Алексеевич.

Он положил бесценный шедевр своего прадеда на стол и, обессиленный, опустился в кресло. Сердце взволнованно заколотилось, в левом подреберье начало покалывать.

«Ну вот! Только этого не хватало! — с досадой подумал он. — Еще помру, чего доброго, так ничего и не узнав! Так, так! — принялся он рассуждать. — Что же могло произойти за время моего отсутствия? Ведь картина перекочевала сюда именно в тот период, когда я лежал в больнице. Значит, Егор? Да нет! Это не поддается никакой логике! Этого просто не может быть! Чтобы внук… А что, собственно, внук? Да ничего! Я понятия не имею, что надо иметь в виду!»

И вдруг Егор Алексеевич вспомнил, что Егор прибыл в Москву уже в тот момент, когда выставка закрылась. Конечно! Егор еще хотел туда сходить, но было уже поздно. Конечно! Выставка Ла-Пюрель закрылась еще при жизни Володи!

«Так, что же тогда выходит? — недоуменно воскликнул он. — Нет! Тогда я вообще ничего не понимаю! Может, все-таки это не «Бэль»? Может, подделка? А если даже и подделка? Откуда было ей взяться в прихожей на антресоли?»

Егор Алексеевич встал с кресла и подошел к столу. Он аккуратно разгладил края полотна и принялся тщательно рассматривать его, пытаясь отбросить обуявшие его эмоции, чтобы понять, подлинник перед ним или все-таки копия.

— Нет! Это она! ОНА! — сказал он сам себе через некоторое время. — Даже сомневаться не стоит! Надо позвонить Егору! Надо немедленно ему позвонить! Но нельзя же говорить по телефону о таких вещах! И потом, вдруг все-таки картина попала в квартиру до Егора? Хотя черт знает как она могла туда попасть! Полнейший абсурд! Нет, надо позвонить Егору и сообщить ему об этом не впрямую, а как-нибудь, намеками!

Он набрал позывные Егора и с нетерпением принялся барабанить пальцами по столу в ожидании ответа.