Айя Субботина - Мальвина (СИ)

Я прикладываю ладонь к его лбу — и это, скажу вам, просто… большой полярный лис. Потому что на его лбу можно приготовить королевскую яичницу-глазунью, да еще и гренки подсушить до состояния пикантных сухариков.

— У тебя температура, Влад. Очень высокая, кажется.

— Угу, как-то и правда жарко… — говорит он, закрывая глаза. И все-таки приваливается головой к моему плечу, причем учитывая нашу разницу в росте, он разве что не растягивается на лавке в полный рост.

Хорошо, что у нас тут есть подушки, которые остались после дневных посиделок. Одну я подкладываю мужу под голову, а сама пулей несусь в дом и поднимаю на уши всех, потому что градусника в аптечке не оказывается. К счастью, он есть у мамы, которая и шагу за порог не ступит, не натолкав в простую дамскую сумочку полный комплект спасателя. Когда была помладше, свято верила, что у нее там даже дефибриллятор есть. Но сейчас я дико рада, что она у меня такая предусмотрительная, и градусник не просто так, а электронный.

Через минуту я узнаю две неутешительных новости. Первая — у Влада температура тридцать девять и пять, вторая — в нашей Тмутаракани нет ни единого пункта скорой помощи. Правда, есть и хорошая новость — мама тут же понимает, что дело дрянь и берется за Влада. А она у меня просто мировая! Мы, все дети, чего только не тащили в дом: выпавших из гнезд птенцов, облитого керосином ежа, совенка, летучую мышь. О кошках и собаках вообще молчу. Мама выхаживала все. Ну и еще наши сопли, само собой.

Влад пытается казаться крепким: не дает себя вести, отталкивает мою руку, когда я пробую ему помочь, храбрится. Как будто я и так не знаю, что он у меня вон какой сильный и смелый, и вообще, как любит говорить папа, «со стальным стержнем». Только немножко дурносмех, но это у нас с ним, кажется, что-то вроде обоюдного притяжения. Не будь мы оба такими прибабахнутыми, уже бы давно разбежались.

— Маш, ну что ты… — хрипло дышит Влад, в который раз отказываясь от моей помощи. — Я сам дойду. Ты маленькая, куда тебе такую каланчу…

— Пошли, герой, — подхватывает его Артем, а Костя становится по другую сторону. — Мы ж семья, ты теперь с нами, так что не пропадешь.

Я понимаю, что момент очень напряженный и за Влада очень волнительно, но позвольте сделать эту маленькую паузу. И отмотать на пару мгновений назад, чтобы услышать, как мои братья официально признают Влада семьей. Может быть, для кого-то это сущий пустяк, мелочь, не стоящая повтора, что-то такое, что в романтических историях всегда остается где-то на заднем фоне, потому что вроде как само собой разумеющееся. Но для меня… Нет, стоп, не так. Для нашей с Владом истории — это значит очень много. Я понимаю, что его вроде как уже окропили святой водой — то есть пивом — но все самое главное в словах моих братьев. Потому что они по сути говорят не за себя, а за нас всех.

Я быстро грею воду, пока Ксю рвет старые наволочки на лоскуты. Отец разводит в воде уксус, и следующие минут пятнадцать мы с мамой обмачивает Влада с ног до головы, пока братья в две пары рук его обмахивают. Потом — перевернуть Влада на живот, сделать укол, от которого он на минуту выныривает из дремоты и морщится.

— Все будет хорошо, — говорит мама, осматривая россыпь красных точек на его коже. — Реакция на укусы.

Я почему-то всхлипываю носом и прикладываю ко лбу мужа дрожащую ладонь. До сих пор горячий, но мгновенного результата никто и не ожидал.

— А тебе вообще нельзя нервничать, — громким шепотом прикрикивает мама.

— Мам, я… — хочу признаться, но Влад неожиданно берет меня за руку и тянет к себе. Ему выделили целую комнату, а братья, похоже, проведут романтическую ночь под звездами.

— Меряй температуру каждые полчаса, поняла? — Мама торжественно, будто это бузинная палочка[1], вкладывает термометр мне в ладонь. — И попробуй сама поспать — бледная, как моль.

Какой там сон. Я сижу над моим Владом, как коршун. Нет, как стадо коршунов, если бы они были бизонами. И строго по часам проверяю температуру. Слава богу, она падает.

Часа в четыре, когда за окнами уже сереет рассвет, и птицы выводят такие трели, что хоть записывай на диктофон, Влад крепко спит с почти нормальной «тридцать семь и пять», я потихоньку прокрадываюсь наружу, чтобы глотнуть немного воздуха.

Папа сидит на крыльце и, судя по приличной горке окурков в модной пепельнице а-ля «Банка из под Нескафе», он тоже не спал всю ночь. И спрашивать не нужно, почему: если бы Владу стало хуже, кто-то должен бы был отвезти его в больницу. И хоть у моих братьев и даже мамы есть права, папа решил, что этим «кем-то» станет именно он.