Эми Хармон - Босиком по траве

Гараж самого крупного из коттеджей был открыт. Внутри уже стоял белый кадиллак. Больше ничего интересного не было: ни коробок со скарбом, ни грузовика с мебелью, ни детских игрушек, разбросанных по дорожкам.

Я не осмелилась постучаться в дверь, а заглядывать в окна обитаемого дома означало для меня пойти против собственной осторожной натуры. Я повернулась было, чтобы уйти, как вдруг резкий шум заставил меня вздрогнуть, уронить велосипед и вскрикнуть от неожиданности. Потом до меня дошло, что в доме кто-то с большим воодушевлением играет на фортепиано. Музыка была мне незнакома, и никакого изящества в ней не было. Грохочущие, напряженные звуки напоминали музыкальное сопровождение какого-нибудь страшного фильма – например, такого, в котором маленькую девочку, забравшуюся на чужой участок, убивает сумасшедший хозяин дома. Всерьез перепугавшись, я подхватила велосипед, но обнаружила, что от удара с него свалилась цепь. Пришлось сесть на корточки, чтобы прицепить ее обратно на промасленные зубцы шестеренки. Со мной такое уже случалось, так что я знала, что делать.

Пока я возилась с цепью, музыка продолжала литься. Внезапно ее характер изменился. Она звучала все так же мощно, но теперь каждая нота была наполнена ликованием. Музыка переполнила мое сердце, и по щекам покатились слезы. Я в изумлении принялась утирать их, не думая о том, что размазываю грязь по лицу.

Музыка еще никогда не вызывала у меня слез. Да и плакала я не от грусти. Я чувствовала себя примерно так же, как в церкви, когда пела псалмы о Господе или Сыне Божьем. Только этой мелодии не нужно было слов, чтобы вызвать такие чувства. Я любила слова, но теперь с изумлением обнаружила, что музыка может говорить со мной на совсем ином языке. Я стояла и слушала, но, когда мелодия взмыла ввысь, явно приближаясь к финальным нотам, я подняла велосипед и поспешила прочь от коттеджа, крутя педали в такт музыке, звучавшей у меня в голове.

– Это доктор на пенсии и его жена, – сообщил мне отец, когда вечером за ужином я рассказала ему про белый кадиллак. – По фамилии Гримвальд или что-то в этом роде.

– Гримальди, – поправил Джейкоб, запихнув в рот ложку картофельного пюре. – Рейчел с мамой помогали прибирать коттедж к их приезду.

Рейчел была девушкой Джейкоба. Ее мама возглавляла женскую организацию в церкви, так что у нее всегда была куча хлопот. От нее можно было узнать самые свежие городские новости, хотя она никогда не злоупотребляла своим положением.

– Рейчел сказала, что жена дока уговаривала их взять деньги за уборку, – продолжил Джейкоб. – Они отказались – она продолжала настаивать. Но мама Рейчел только говорила, что они рады бескорыстно помочь. В итоге жена дока уступила, но предложила Рейчел приходить к ней убираться раз в неделю за небольшую плату. – Довольно рыгнув, братец откинулся на спинку стула.

– А с чего они вдруг переехали в Леван? – спросила я. – У них тут родственники?

К югу от нас в трех часах пути находился городок Сент-Джордж. Именно туда обычно ехали обеспеченные пенсионеры за летним солнышком и мягкой зимой.

– Рейчел говорит, старик пишет книгу, так что ему нужна тишина и покой, – будничным тоном объяснил Джейкоб. – Вроде как они старые друзья Брокбэнков, а Леван по описанию им как раз подходил.

Я подумала о грохочущей, страстной музыке, которую слышала в тот день. Тишина и покой, ничего не скажешь. Я решила, что упрошу Рейчел взять меня с собой, когда она пойдет убираться. Так мне и выпал шанс познакомиться с Соней Гримальди.

Рейчел, хорошенькая, миниатюрная и рыжеволосая, отличалась добродушием и трудолюбием и никогда не сидела без дела. Она сыпала словами вроде «чудесная штучка» и «прелесть»; сколько бы ни ела, все равно не набирала ни грамма лишнего веса, работала так же быстро, как болтала, и как будто совершенно не знала усталости. Я ее любила, хотя после дня в ее обществе мне неизменно хотелось забиться в укромный уголок и с головой погрузиться в книгу. Рейчел отлично дополняла моего старшего брата, который всегда медленно говорил и имел самый невозмутимый вид, поэтому мне было приятно, что однажды она, возможно, присоединится к семейству Дженсен и станет моей сестрой.

В следующую субботу Рейчел с радостью согласилась взять меня с собой к Гримальди, и я, в надежде, что неведомый пианист снова сядет за инструмент, с нетерпением ждала возможности еще раз послушать музыку. Когда мы вошли в дом, его обитателей нигде не было, но Рейчел это не остановило. Она сразу же принялась за работу. Я хотела помочь, но от меня только отмахнулись. «Нечего отбирать у меня хлеб», – в шутку сказала Рейчел. Тогда я на цыпочках прошла через кухню и прокралась в комнату, где, по моим расчетам, должно было стоять фортепиано. Оказалось, что это рояль – огромный, черный, блестящий, с высоко поднятой крышкой и длинной гладкой скамьей такого же цвета. Мне ужасно захотелось сесть за инструмент и пробежаться пальцами по клавиатуре, что я, собственно, и сделала. Опустившись на скамью, я осторожно коснулась блестящих белых клавиш и начала тихонько нажимать их по очереди, наслаждаясь чистыми звуками.