Светлана Оплачко - Камни в холодной воде

— Тогда пойду, поищу его, — с этими словами Лия шагнула назад и оказалась за занавеской. В голове у неё стоял шум от гулких ударов крови, напряжённо бежавшей по артериям.

Происходило что-то непривычное, и она это чувствовала.

Нужно было всё же найти Вадима Борисовича, поэтому Лия, взяв себя в руки, направилась к лаборатории орнитологии — своему домику по совместительству. Вдруг за время её отсутствия он успел прийти туда.

Едва показались ярко освещённые окна лаборатории, она сразу поняла, что Ильинский там — стоит, склонившись над журналом с ежедневными отчётами. Лия торопливо взбежала по крыльцу и, мгновенным взмахом руки отодвинув занавеску, оказалась в домике.

— Вадим Борисович, — быстро, как будто стараясь опередить что-то, проговорила она, — птиц нет. Давайте перенесём обход с половины одиннадцатого на десять? — Лия умоляюще посмотрела на Ильинского, желая отнюдь не ответа по работе. Только бы он посмотрел на неё, улыбнулся ей, что угодно, чтобы развеять терзающие её сомнения.

— Да, хорошо, — нетерпеливо бросил Ильинский, рассеяно перебирая пальцами страницы журнала.

Лия хотела было спросить у него, надолго ли он на посиделках у Дружинина, но не смогла произнести ни слова — в горле пересохло, а удары сердца оглушали. Тяжело дыша, чувствуя, как пылают щёки, Лия посмотрела в глаза Вадиму Борисовичу. Тот едва заметно встрепенулся и повернулся к ней, бросив на Лию быстрый взгляд, отчего по телу Лазаревой пробежал холодок.

Было в этом взгляде какое-то порочное веселье и исступленное желание. Лия никогда не видела у Ильинского таких горящих глаз, и от этого ей стало не по себе. Что такого произошло за те пятнадцать минут, что её не было? Что ему сказал Дружинин? Эти вопросы, словно стая испуганных птиц, кружили у неё в голове.

В этот момент послышалось шуршание травы — кто-то быстро шагал к домику. Не успела Лия открыть рот, чтобы спросить, кто там, как занавеска над входом приподнялась, и в лабораторию зашёл Эдик.

— Вот нож, Вадим Борисович, — чуть запыхавшись, произнёс он, проводя пальцами по чёрным волосам, — как вы и просили. — Он выжидающе посмотрел на Ильинского, который молча принял у Эдика нож и, даже не поблагодарив, вышел из лаборатории.

Сердце Лии пропустило удар. Ей показалось, что на самой границе слышимости раздался треск — это рушился, разлетаясь на миллионы осколков, её мир. А она стояла в этих медленно падающих осколках и не понимала — за что Ильинский так с ней?

Лие не хотелось кричать.

Хотелось только выскочить за Вадимом Борисовичем в ночь, догнать, схватить за руку, остановить, но Лия не сдвинулась с места.

Она не станет устраивать сцены. Да и повода, в сущности нет — лишь её неоправданные надежды и неоцененная забота.

Но…

Разве мало было ему того, что каждый раз, когда он приходил на кухню, его ждала полная тарелка вкусной еды и кружка прохладного терпкого чая? Разве противно ему было надевать чистые, только что выстиранные рубашки, которые Лия бережно и с любовью приносила ему, аккуратно сложив.

И хоть при любых проявлениях заботы он ворчал и вредничал, но глаза его при этом задорно блестели, а хитрый прищур и шуточки говорили Лие больше, чем любые слова.

И теперь все это хрупкое счастье, все отношения, которые пленяли её своей воздушностью, рассыпались в пыль, не оставив после себя даже смазанного серого следа — их пепел унесло ветром, бурей, что поднялась в душе Лии, лишь только Ильинский скрылся за домиком.

Пока она его видела, она ещё могла держаться, ещё была надежда на то, что он обернется, улыбнется, как улыбался обычно — несколько игриво и добро, и позовет её с собой. Лия знала, что поблагодарила бы и отказалась, но было бы выказано главное — уважение. А он просто взял и ушёл. Даже не позвал с собой, даже не попытался. И если бы его ждал один Дружинин, то ещё можно было бы понять, но то, что в кресле сидела Лиза, нельзя было ни понять, ни простить.

Будь на месте Вадима Борисовича Саша Малиновский — Лия даже не удивилась бы — Саша не пропускал ни одной девушки, но то, что Ильинский вот так просто отправился к Дружинину и его шлюхе, было выше её понимания. Всё то, что она любила в своем научном руководителе, вся его стойкость и харизма — всё разваливалось буквально на глазах, и Лия понимала, что спасти Ильинского сейчас может только чудо.

А её спасти не сможет даже это. Она не воскреснет, как Лазарь.

Из-под дождя пробивающих навылет осколков, ранивших сердце и душу, её вытащил Андрей.