Айя Субботина - Обман

Черт, мне нравится ее острый язык!

А моим рукам, как ни странно, понравилось прощупывать ее под одеждой. И даже сейчас, пока Молька с энтузиазмом волочит меня к выходу, изображая удачливого неандертальца, парень в моих штанах с пол-оборота напрягается, стоит подумать о том, что ловкие пальцы точно так же могли бы дрочить меня, вместо того, чтобы «залюбить» рукав пиджака. Дважды за час у меня встает — это хороший знак! Но встает на адскую козочку — и от этой мысли сразу появляется зуд в заднице.

Поэтому я быстро возвращаюсь к началу мысли. О чем я там думал, пока не захотел трахнуть Мольку?

Перед глазами, как живой, встает тот хлыщ с лицом, похожим на туалетного утенка.

Уверен, если бы мужик постарался, то без проблем точно так же изогнул бы шею. Кто он вообще такой? Откуда взялся среди Леркиных гостей? Не помню, чтобы моя сестра водила дружбу с такими типами, обычно она сама не прочь их постебать.

Но все это фигня, потому что единственное, что имеет значение — лицо Мольки, когда она смотрела на Туалетного утенка.

Просто, блин, чуть не с благоговением. А я, между прочим, выше его на полголовы, и плечи у меня покруче, а если раздеться, так уверен, что у мужика вообще все печально с животом.

— Отвези меня домой, — командует Молька, складывая руки на груди, пока я высматриваю в череде машин свой «Порше».

— Слушаюсь и повинюсь, — усмехаюсь я.

Когда она не в образе «Верочки», все намного проще. Передо мной все та же испуганная Серая мышь моего друга Клеймана, которую порой и не увидеть за горами папок и документов, и которая начинала дрожать, как осиновый лист, стоило мне завалиться в офис и метнуть взгляд в ее сторону. С этой малышкой все понятно и предсказуемо, поэтому…

Я распахиваю перед Молькой дверцу машины, помогаю сесть на заднее сиденье, и уже строю в голове коварный план по превращению Адской козочки в Ласковую кошечку. Все женщины абсолютно одинаковы, все любят, когда их доминируют по полной программе.

Даже в книгах об этом пишут, а я немало почерпнул из женской любовной лирики, потому что то, о чем пишут женщины и для женщин — бесценный кладезь подсказок для мужчины. Хорошо, когда в семье пара сестер и источник мудрости не иссякал ни на минуту.

По дороге я демонстративно молчу и старательно корчу из себя брутала: пристально смотрю на дорогу, рулю одной рукой, другой изредка почесывая щетинистый подбородок.

И делаю мысленную зарубку обязательно расспросить сестру, какой ураган приволок на ее праздник Элли из Канзаса.

Я притормаживаю около подъезда и, пока Молька пытается понять, как открыть дверь — я нарочно не включаю свет в салоне — успеваю выйти и открыть сам. Даже протягиваю руку помощи, но упрямая Моль просто игнорит мой дружеский жест. Ладно, не совсем дружеский, но она-то об этом не знает.

— Так, Червинский… — начинает она, но я, наконец, триумфально возвращаюсь в свою стихию.

Прижимаю ее к машине всем корпусом, буквально вжимаюсь в ее грудь своим торсом. Не просто так заранее расстегнул пиджак, и теперь эта строптивая адская козочка просто не может не чувствовать всю прелесть твердости проработанных мышц. Ну и что ты теперь скажешь, Молька?

— Скажу, что ты баран, — с каменным лицом говорит она, и я туплю, не сразу соображая, каким образом она читает мои мысли. Так бы и снова перекрестился. Ей-богу! — Прекрати изображать чесночницу, Червинский, и сделай хотя бы минимальное умственное усилие, потому что нам нужно поговорить.

Я бы и рад, честное слово, но моему члену до чертиков приятно чувствовать ее бедро даже через несколько слоев одежды. А когда во мне говорит тестостерон, голова работает в совершенно другом направлении.

— Молька, хватит разговоров, — я все же здоровый мужик и запросто перехватываю ее руки за запястья, практически лишая возможности двигаться. — Чем обычно заканчиваются все свидания?

Она делает вид, что раздумывает и моя главная ошибка в том, что я даю себя провести.

Потому что кроме рук у этой заразы еще есть колени, одно из которых врезается мне в пах.

Бля, давно я не танцевал вприсядку в декабрьском снегу!

К счастью, «Верочка» явно несильно старалась, когда оставляла гербовую печать на моем достоинстве. Поэтому боль вполне терпимая, хоть меня, конечно, нехуево скручивает. И я на всякий случай отодвигаюсь на безопасное расстояние, пытаясь хоть как-то сохранить лицо.

Какой бес в меня вселился, что я ВДРУГ захотел поиметь это очкастое чудовище?!