Силвиу Абреу - Вавилонская башня. Примирение

Он открыл дверь кабинета Селести. Всё произошло так, как он и надеялся: Селести радостно улыбнулась, сверкнув своими бархатными глазами, и протянула ему навстречу руки:

— Хорошо, что ты пришёл!

— Только новости у меня, к сожалению, не слишком хорошие. - Энрики жадно поцеловал её.

Потом он устроился в кресле напротив и подробно передал ей телефонный разговор с отцом: деньги нашлись, но Анжела оказалась непричастной к их исчезновению.

— Она снова улизнула! — Селести от огорчения закусила губу. — Всегда умеет выйти сухой из воды! Господи, неужели мы никогда и ни в чём не сможем её уличить?! — Селести задумалась. — Единственная надежда на Луизу. Я готова поговорить с ней.

Вечером они заехали к Селести и забрали детей, находившихся под присмотром Дарси. Так или иначе они всё время возвращались к разговору о Луизе. Энрики не скрывал своих сомнений, он был уверен, что ничего Луиза им не скажет, зато насторожится. Но Селести упрямо стояла на своём:

— В полиции не спешат, а ты живёшь с подпиской о невыезде, словно настоящий преступник. Перчатки и пистолет — это главные улики против тебя, и Луиза знает, что их взяла Анжела. Она — честная женщина, и мне кажется, что ей уже невмоготу скрывать правду.

Но дома они Луизу не застали. На столе лежала записка, что она поехала навестить Анжелу. Селести принялась кормить детей, Энрики с удовольствием присоединился к ним. Этот простой ужин за круглым столом, рядом с любимой женщиной, в окружении радостных детей показался Энрики верхом блаженства, перед которым отступили все тревоги. Он ел салат, приготовленный Селести, и чувствовал себя самым счастливым мужчиной на свете. Энрики услышал звук открываемой двери и послал Жуниора на кухню за соком. Вернувшись, мальчик сообщил, что Луиза сидит на кухне очень грустная. Селести поднялась и молча вышла из комнаты.

Селести открыла дверь кухни и увидела Луизу, стоящую к ней спиной. Она негромко окликнула её. Луиза вскрикнула и выронила стакан с водой, который держала в руках. Селести бросилась помогать ей вытирать пол. Луиза суетилась рядом, пытаясь дрожащими руками собрать осколки. Наконец, они поднялись и оказались лицом к лицу.

— Я хотела бы поговорить с тобой, Луиза. Вернее, мне надо кое-что у тебя спросить.

Луиза вся напряглась и согласно кивнула.

— Мие нужна правда, Луиза. — Селести не спускала глаз с испуганного лица Луизы, надеясь найти искомый ответ хоть в мимике.

— Я всегда говорю правду... — Голос Луизы чуть заметно дрогнул.

— Очень на это надеюсь. Так получилось, что я слышала, как ты говорила Анжеле о перчатках и пистолете Энрики, которые она взяла. — Селести показалось, что Луиза вот-вот упадёт, и она осторожно усадила женщину на стул и бросилась к её коленям. — Луиза! Ты должна сказать об этом полиции. Ведь может пострадать невиновный. Невиновный Энрики!

— Анжела не могла этого сделать! — Луиза опустила глаза, теребя край фартука.

— Ты её не знаешь, Луиза! Не опускай глаза, смотри на меня и клянись. Клянись, что ты не знаешь, кто убил Вилму. Луиза, смотри мне в глаза!

Луиза сняла очки и посмотрела на Селести. В её глазах блестели слёзы.

— Я ничего не знаю, дона Селести. — Голос Луизы дрожал. — Вы что-то не так поняли, ошиблись. Я ведь воспитала Анжелу, она хороший человек, только в жизни ей не очень повезло. — Луиза взяла в руки веник. — Извините, надо подмести пол, боюсь, как бы дети не наступили на осколки.

Разговаривать дальше не имело смысла, Селести поднялась и направилась к двери.

— Не буду тебе больше надоедать, но прошу не рассказывать о нашем разговоре Анжеле. Извини, что напугала.

Она вошла в комнату, и Энрики, занятый рисованием зверюшек, тут же подошёл к ней.

— Она от всего отказалась. Но мне кажется, что в ней что-то изменилось. Однако давить на неё бессмысленно. Терпеливо, осторожно мы сделаем её своей союзницей. Анжела, конечно, дорога ей, но Луиза — честный и порядочный человек. Ещё немного, и она увидит настоящее лицо Анжелы. — Говоря это, Селести с радостью ощущала, что больше не боится настоящего лица этой красивой женщины.

С каждым днём в Селести крепла необыкновенная внутренняя сила, готовая противостоять змеиному коварству Анжелы. Истинная «змея» — а только так её Селести и называла, — Анжела, почувствовав опасность, становилась как никогда агрессивной. Всем своим существом Селести чувствовала ненависть Анжелы. «Ей не за что меня любить, она никогда не простила бы мне любовь Энрики, а то, что я стала вровень с ней в компании Толедо, превратило меня в злейшего врага», — так Селести определяла для себя источник ненависти Анжелы.