Вера и Марина Воробей - Я не такая

— Прекратите хулиганить! — и дала отбой.

Она немного помедлила, но потом решила, что такие звонки — хороший повод для разговора, и набрала Ванин номер. Сначала никто не подходил, но потом она услышала очень далекий, искаженный помехами и усталый голос Вани:

— Алло?

У Светы перехватило дыхание и сильно забилось сердце.

— Это я, — дрожащим голосом произнесла она. — Я — Света.

— Слушаю, — бесстрастно сказал Ваня.

И она услышала совершенно чужой голос. Даже трудно было представить, что совсем недавно Ваня называл Свету «солнышком». Ей стало так горько, что она почувствовала резь в горле, отчего было трудно говорить. Но потом, испугавшись, что Ваня может повесить трубку, сказала:

— Ты мне сейчас не звонил?

Она задала этот вопрос и тут же почувствовала, в какое глупое положение себя поставила. Ведь обычно так начинают разговор люди, которые не могут придумать более правдоподобного повода для звонка.

— Нет. Не звонил, — холодно ответил Ваня.

— А то кто-то вешает трубку… Я думала, что ты…

Света совсем запуталась и растерялась.

— Не имею такой привычки, — заметил Ваня. — Если я хочу с кем-то поговорить, то я звоню и говорю. А вешать трубку — это детский сад.

— Значит, это не ты… Значит, ты не хочешь со мной поговорить?

Ваня молчал. Он никого не хотел обижать. Особенно Свету. Но иногда приходится быть жестоким.

— Честно говоря, не представляю, о чем, — сказал он.

— Ах так! — возмутил ась Света. Ее порыв смирения прошел, и она разозлилась не на шутку. — Не о чем со мной говорить?! Дурак!

И она со всей силы бросила трубку на рычаг. Света потрогала свои щеки, они горели, как будто у нее был жар. Коснулась рукой лба, облизала пересохшие губы… «Так и есть, заболела, — с непонятной радостью подумала она. — Кажется, у меня температура».

Она пошла в ванную для того, чтобы умыться и посмотрела на свое отражение. «Я слишком хороша для него, — подумала она, глядя на свою гладкую кожу, на блестящие глаза, на порозовевшие щеки. — Слишком хороша…»

Несколько дней спустя Ира шла в школу и думала о Кахобере. Она мечтала о том, что когда-нибудь его бросит жена и он останется один-одинешенек, вот тогда-то как сказочная фея в его жизни появится Ира.

«Я сумею сделать его счастливым, — думала она. — Представляю, как удивится вся школа…» Она вспомнила, как недавно встретила на улице его жену — плотную светловолосую женщину с широким, как будто освещенным изнутри лицом. По тому, какой уверенной была ее походка и как доброжелательно кивала она знакомым, можно было догадаться, что она вполне довольна своей жизнью и, кажется, бросать Кахобера не входит в ее планы.

«Это ничего, — успокаивала себя Ира, — зато я могу его видеть каждый день. А два раза в неделю у нас урок истории. И еще — я могу его рисовать…»

У нее накопил ось уже много портретов Кахобера, и с каждым днем их становилось все больше и больше.

Когда Ира мечтала, ее шаг невольно замедлялся, поэтому в школу она немного опоздала. Открыв дверь класса и по привычке кивнув всем одноклассникам, она уже хотела пройти на свое место, как заметила, что на нее все смотрят. Ира растерянно оглянулась, увидела доску, и все внутри у нее похолодело.

Там красовалась жирная надпись: «Выставка работ Ирины Дмитриевой». А на самой доске, на черной, глянцевой поверхности…

«Нет, только не это, — мелькнуло в голове у Иры, — пожалуйста, пускай я моргну и это видение исчезнет!»

Но видение не исчезало, и весь класс мог видеть несколько Ир иных рисунков, на которых был изображен Кахобер Иванович. Самым позорным было то, что, глядя на эти рисунки, ни у кого не оставалось сомнения — художница без памяти влюблена. На одной картине Кахобер был изображен Дон Кихотом, рыцарем Печального Образа, в латах и на коне; на другой — в королевской мантии и с короной на голове; на третьей — в плаще и со шпагой…

— А вот и сама художница, встречайте, — во всю глотку заорал Боря, завидев Иру. Он принялся хлопать, но его почти никто не поддержал.

Ира смертельно побледнела, на секунду ей даже показалось, что она опять упадет в обморок. Она оперлась о стену. Стена была холодной; и это ободряло. Затем Ира кинулась к доске и стала срывать свои рисунки, — их было много, не меньше десяти. Вот-вот должен был войти Кахобер, а если он увидит свои портреты… Об этом лучше было даже не думать.

— Доброе утро, — услышала она за спиной знакомый, энергичный голос. — Что у вас здесь за шум? — У нас здесь персональная выставка, — сказал Боря, размахивая руками. — У вас есть пригласи тельный билет?