Мария Акулова - Гранатовое зернышко [СИ]

Если в коридоре — то в безлюдном, если в кабинете — то за закрытой дверью, хоть крики их и слышны обычно по всему зданию. Если по телефону — то точно не в компании с другими людьми. Никогда Амина не слышала на фоне его криков посторонних звуков.

Вот и сейчас до того момента, как за агентами закрылась дверь переговорной, Дамир держался молодцом.

Но как только это случилось…

— Амине, солнце мое… — Дамир резко развернулся, начал по шагу вновь приближаться к столу, за которым все так же сидела Амина, весело помахивая ножкой, а заодно и расплываясь в довольной улыбке.

— Да, Дамирсабирыч…

— Что это было? — Дамир приблизился к столу, уперся в него руками, сверля взглядом довольнейшую Амину.

— Это были переговоры. Как вы и хотели, у нас получилось малой кровью сэкономить и сохранить для себя артиста. Мы молодцы, Дамирсабирыч, — Амина подмигнула начальнику, расплылась в еще более широкой улыбке, ну а ножка все продолжала рьяно помахивать под столом.

— А сказано тебе что было? Сидеть. Молча. — дважды впечатал кулак в стол, не то, чтобы ударил — но будто весу словам придал.

Но подействовало это на Амину неожиданно отрезвляюще. Играться перехотелось.

— А давай начистоту, Дамир, — и обратилась она к нему впервые по имени и на ты. Раньше выкала, но максимально издевательски — каждый раз, будто иронизируя относительно его напыщенности. — Дай. Мне. Спокойно. Работать.

— Конкретизируй… — как ни странно, тут же отказывать или взрываться мужчина не стал.

— А сам не понимаешь?

— Жду пояснений.

Идти на поводу и жаловаться ему же на него же не очень-то и хотелось, но раз уж выпал такой шанс — нужно было пользоваться.

— Ты считаешь меня дурой, — лицо Дамира не изменилось — он просто стоял напротив, упираясь в стол и пристально глядя в черные глаза девушки. — Не понимаешь, почему Глеб дал мне хоть какие-то преференции по сравнению с другими танцовщицами. По-твоему, пляши я на подиуме ночами, а днями не мусоль тебе глаза — было бы куда лучше. Может, тебя еще и какие-то мои личные качества раздражают, может, на бывшую похожа, которая бросила… Или на несостоявшуюся — которая не дала. Я уж не знаю. Но я ж баба, мы ж лучше в эмпатии, чем вы — черствые мужланы. То, что при моем появлении, и даже, скорей всего, при одной мысли обо мне, тебя коробит — я вижу. И лучший выход из этой ситуации, по-твоему, — меня уволить, но лучше, чтоб я сама ушла. Сдалась и ушла. Но знай, Мир, — и так Амина обратилась тоже впервые. Спокойно, без издевки в голосе, серьезно. Мужчине даже показалось, что от такого обращения по телу будто током прошибло. Захотелось, чтоб повторила. — Я из Бабочки не уйду. Воспринимай это как данность. Ты можешь устраивать любые козни, можешь кричать столько, сколько хочешь, но если владелец меня отсюда не вышвырнет, погоняя шваброй, я буду продолжать проводить в этом захудалом темном здании по шестнадцать часов в день.

— Почему, Амин е ? — он слушал ее внимательно. Она же говорила так спокойно, уверенно и правдиво, что злиться на нее и вновь беситься было практически нереально. Впервые, наверное, и не хотелось.

— Что почему? — даже не обозлилась в очередной раз на неугодное обращение. Да он и не специально так окликнул — само на язык легло, в мозгу плотно застолбилось именно за этой черноглазой птицей с острым языком и жутким характером. — Почему я так держусь за Баттерфляй?

— Да.

— Я же говорила уже, кажется. Это мой дом…

— А как это захудалое темное здание стало твоим домом, Амине-ханым [2] Ханым — традиционная тюркская приставка к женскому имени, означает «госпожа», «дама» ? — этот их диалог разительно отличался от всего предыдущего общения. Во взгляде Мира читалось неподдельное любопытство, причем не пустое — видно было, что он боится не получить ответ, боится одновременно и залезть на запретную территорию, где ракушка захлопнется, больно стукнув по любопытному носу, и не узнать то, что его почему-то так интересует. Амина смотрела в ответ спокойно, немного отрешенно и решительно. Больше не болтала ногой. Ей не хотелось игривости и игр. Хотелось правды, спокойствия, однозначности и профессионализма.

— От безысходности, — Амина ответила, а потом уставилась в столешницу. Мир понял, что и так получил ответ более искренний, чем ей хотелось бы. Совершенно ничего не объясняющий ему, но крайне наполненный смыслом для нее. И… когда-то он тоже узнает этот смысл. Непременно.