Я смотрю на него и одновременно слушаю. Смотрю и вижу, что никакого проблеска хоть какой-то неуверенности или, что было бы неплохо, смущенности в нем нет. Ни в лице, ни в эмоциях, ни в словах, ни в голосе — сама безмятежность.
Он и вправду так думает.
И давно, судя по всему.
Впереди перекресток. Зеленый свет мигает, отражаясь в лужицах от недавнего дождя ярким всполохом салатового. Люди торопливо перебегают дорогу на другой стороне улицы. Им не хочется опоздать. У них тоже есть дела.
А в салоне жарко. Печка работает чересчур сильно или напряжение, что мы оба излучаем, так действует на меня — не знаю. Просто злюсь — до красного фильтра перед глазами; до встрепенувшихся в голове острых звездочек-напоминаний. И просто себя отпускаю:
— Для начала собери сам хотя бы комнатушку, Джаспер! — в порыве негодования выплевываю ему. На какое-то мгновение все то, что между нами было и есть, все то, что мы говорили друг другу — и этим утром, и этой ночью — улетучивается.
Неприятные ощущения, но заслуженные. Обоими.
Но как же он! Как же!.. Знает ведь, что эти деньги… что эти вещи… что не мое оно! И не надо мне, черт подери! Все, что хочу, все, что прошу — рядом… и вырываю выходные, вырываю последние возможности…
Становится обидно — не ценит. Совсем. Полностью. Абсолютно.
Я задумываюсь на пару мгновений, проследив путь одной маленькой капельки дождя от вершины лобового стекла до безжалостного дворника. Зато Джаспер подобными глупостями заниматься не намерен: на мои слова он реагирует как надо.
Обернувшись ко мне всем телом, наплевав на дорогу и обратив всю ненависть, полыхающую яркими огнями, всю злость в себе на меня, он больно придавливает взглядом. Ни сесть, ни подняться, ни отвернуться. Пресс… каменный.
Я кусаю губу. Я жду, когда это кончится. Ненавижу подобные разговоры с подобным завершением.
— Ты тварь, Изабелла, — хрипловатым голосом шипит Хейл, сдернув руку с руля и явно намереваясь убедить меня не только словами, но и «прикосновениями» в своей правоте и своем недовольстве, — такая…
Только вот не может, не успевает договорить.
Только вот, заслышав металлический скрежет, вынужден оторваться от меня и оставить в покое свою мимолетную задумку.
А все потому, что красный свет был придуман для регулировки дорожного движения, правила которого мы, сконцентрировавшись на собственных обидах, сейчас безбожно нарушили. И итог всего этого — материальный, явный — оставлен позади, в метре отдаления, в виде автомобиля, в правое крыло которого наш поддержанный «Пежо» и ударил.
Темно-серый. Темно-серый, с серебристым отблеском капота и ровной сеточкой металлических переплетений на бампере… я видела эту машину… я видела, и, кажется, даже сегодня…
И вдруг, как снег на голову, воспоминание: боже, да это тот самый «ягуар» из пробки возле концертного зала!
Его водитель, раззадоренный настолько, насколько вряд ли способен корридский бык, покидает салон своего авто, всем своим видом (воинственно-ненавистным) и движениями (отрывистыми, готовыми к расправе), упираясь в крышу автомобиля своими огромными ладонями.
Мгновенье — и его лицо с короткой, почти армейской стрижкой, серыми глазами и немного неправильными, «неотесанными» чертами лица, возникает картинкой перед лицом памяти.
Суббота. Бар. Сигарета. «Вкус сезона»…
Черт побери, мы врезались в… как там называл его Джас? Людоеда, верно. Мы врезались в Людоеда!.. Причем того самого, с кем знакомство началось удачно, а кончилось не дай бог.
Но хуже всего не это. Хуже еще может быть, приходится признать. Ведь дело в том, что именно коротко стриженный сероглазый Людоед и смотрел на нас в пробке. Это его отвращение я видела!
Я застываю на своем кресле, ошарашенно глядя на Джаспера и его сжавшиеся, побелевшие тонкие губы. Я не знаю, что делать, и он, похоже, тем более — ситуация изменилась чересчур быстро. Нет возможности среагировать как подобает. Это полный аут.
А «медвежонок» тем временем, расправив свои широкие плечи, идет к нам — зеркало заднего вида даже не старается скрыть эту досадную очевидность.
В одной песне Джаспера говорилось: «Твой день удался, если строительный кран на тебя не брякнулся». И в этом, наверное, есть своя правда. Потому что если падение все-таки произошло, день вряд ли назовешь удачным… или если проскочить на красный все-таки не удалось.
Но в данный момент самым, наверное, красноречивым доказательством того, что вечер провален, является не полупрозрачный дымок из-под нашего капота и даже не четко очерченная вмятина на крыле «ягуара», а его хозяин. Его хозяин, который с лицом разгневанного гладиатора (да и с телом тоже) идет к нам на встречу. Ждет с нетерпением, когда хоть кто-то выйдет из салона. Готовится к расправе…
Читать дальше