– Ну, рассказывай.
– Даже не знаю, с чего начать.
– Просто начни.
Подходя к дому, я обошла группу соседских детей, они бросали мяч в кольцо.
– Когда ты ушла, миссис Ховард отпустила всех, кто не занят в пятом акте, и народу осталось немного.
– И что?
У входа в дом 316 по Хувер-авеню я остановилась как вкопанная.
– Что за шутки!
Сначала я почувствовала запах. Пахло взрезанной, раскопанной землей, вырванными корнями и цементной пылью.
– Дарси, что? Все так плохо? Я ведь знала, что должна остаться.
– Да не в пьесе дело, – сказала я.
– Да что там у тебя?
Я описала Марисоль то, что увидела. Дворик комплекса был наполовину разрушен, часть старых тротуарных плит выкопали, а на их месте установили временные мостки из фанеры. Цветы и живую изгородь вырвали с корнем, на их месте остались черные прямоугольники почвы и опавшие листья. А потом я заметила самое ужасное:
– Марисоль, наш стол. Они его увезли!
Она охнула так, что чуть не задушила соединение. Я зависла над священным для нас обеих местом, которое теперь пустовало. Глаза наполнились слезами, соль от них жгла горло. Господи, это же просто стол . Старая мебель. Я понимала, почему они его убрали. Томас, видимо, заказал элегантную новую модель, чтобы сочеталась с новыми перилами и с понтовой серой краской. Но мне не надо было нового и современного. Я хотела вернуть ту мозаичную плитку. Поблекшие царапины и отколовшиеся кусочки. Они были привычными, моими. Эти трещинки были там, когда мы смеялись. В этих бороздах была вся наша жизнь. А еще там были нарисованные черным маркером «Шарпи» крошечное сердечко и пятиконечная звездочка.
Рука сама рванулась к золотому кулону на шее. Интересно, Марисоль в нескольких километрах от меня сделала то же самое? Спрашивать я не стала.
– Ничего, Ди. Мы найдем себе новое место, да? – просто сказала она.
– Да-а. Найдем.
– И пусть возьмут этот жуткий цементный отстой с плиткой, который помнит еще семидесятые, и засунут его туда… куда пихают самые что ни на есть отвратные, безвкусные штуки всех времен и народов, – добавила подруга. Но сказала она это уже низким, хрипловатым голосом. Только я ей никогда на это не укажу.
Я расхохоталась, и этот смех совершенно не сочетался с моими собственными чувствами, которые не подходили ни друг к другу, ни к ситуации. С творениями моей подруги такого никогда не происходило.
– Ну ладно. – Марисоль прочистила горло. – Хорошо. Вернемся к пьесе. Я же умираю от нетерпения.
Я огляделась вокруг, потерянно и бесцельно. Не знала, куда податься. Наконец я решила сесть на низкую до невозможности ступеньку лестницы, хоть мне и непросто было устроить там свои бесконечно длинные ноги.
– Когда мы добрались до поцелуя Бенедикта и Беатриче, ничего так и не произошло.
– Как так?
– Когда мы репетировали сцену с пререканиями, Джейс постоянно находился в моем личном пространстве. Эта часть мне понравилась, хотя я и боялась, что меня стошнит. Но как только Джейс произнес строчку «Стой! Рот тебе зажму я!», миссис Ховард прокричала: «Довольно!»
– Ну нет! Вам что, времени не хватило?
И тогда я рассказала Марисоль, как помнила, о том, что час назад происходило на сцене школы Джефферсона. Созданная Эшером романтическая декорация итальянского сада, будто звездами расцвеченная желтыми огнями. Слова Джейса из пятого акта – рот моего партнера был так близко, что я чувствовала его дыхание. Оно пахло шоколадом и овсяными хлопьями из принесенных Лондон батончиков мюсли. И тогда…
Довольно. Закончили. Дарси, великолепно. Завтра будешь блистать.
Следующая сцена уже ощущалась как реальность. Мои глаза широко раскрыты, слова миссис Ховард еще звенят в ушах, и губы сложены так, как, мне казалось, им положено выглядеть перед поцелуем. Но ничего не произошло.
– Ой, – тихо проговорил Джейс. – Прости. Наверное, тебе не сказали. Настоящие поцелуи у нас только на спектакле. До прошлой пятницы мы с Алиссой притворялись.
– А, ну да. – Надеюсь, мне удалось изобразить беззаботную улыбку.
Джейс отступил на шаг:
– Так вот, после слов «Стой! Рот тебе зажму я!» я обниму тебя обеими руками и чуть наклоню назад. – Короткий смешок. – Обещаю, ты не упадешь. И я… э-э… буду довольно сильно прижиматься ртом, чтобы страсть показать. Но без всяких там языков.
О боже мой.
– Он прямо так и сказал? Буквально? Без языков? – закричала мне в ухо Марисоль.
– Дословно.
Еще раз десять наш разговор прерывался охами и визгами, а потом мы наконец попрощались. Когда я вошла в квартиру, мама, облокотившись на кухонную стойку, ела из тарелки хлопья.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу