Он был целой Вселенной. Моя любовь к нему была так же безгранична. Слезы наполнили наши глаза, когда наши тела катились и скользили, приближаясь к горько-сладкому крещендо удовольствия. Слезы любви. Слезы потери. За те недели, что у нас были, и за те годы, которых у нас не было, за радость и смех, за душевную боль и горе. Слезы за этого одинокого мужчину и потерянную женщину, которую он спас. За нас и стремительно приближающееся время, в котором буду только я.
Я закрыла глаза, погрузилась в его поцелуй и отдалась оргазму. Он поднялся и прокатился сквозь нас, нежными медленными волнами вместо грохочущей лавины.
– Посмотри на меня, – прошептал он, – не останавливайся.
Я открыла глаза.
– Я люблю тебя, Кейси.
– Джона, – мои глаза видели только его. Мое дыхание было для его легких, мои слезы увлажнили его кожу. Мои руки были созданы, чтобы пробежаться по его волосам. Я была рождена, чтобы чувствовать его на себе вечно.
«Джона… Мой Джона…»
Я раскручивал трубку для выдувания. Стекло на конце было размером с детский шар для боулинга, но казалось, будто он весит тонну. Мое дыхание было неглубоким, отдавало хрипом в груди, теперь глубокие вдохи мне давались только сидя.
– Таня…
Она взяла трубку из моих рук и положила ее на рельсы, когда я тяжело опустился на скамью. Я снова принялся раскатывать и придавать форму. Мои руки налились свинцом, когда я взялся за домкраты и начал отпиливать изделие. Таня была там, ее руки в толстых рукавицах были сложены под выдувной сферой.
– Не делай этого, если тебе тяжело, – сказала она мне.
Я ничего не ответил. Мне было тяжело дышать, но я бы все равно не остановился. Стеклянный шар оторвался от трубы, и Таня ловко поймала его руками. Она отнесла его к печи, но он был слишком велик, чтобы она могла держать его, открывая дверцу.
Используя трубку для выдувания в качестве трости, я заставил себя встать и как можно быстрее пересек три метра. Я открыл дверцу печи, и Таня осторожно положила стекло внутрь, а я привалился к стене, задыхаясь.
Она сняла рукавицы, чтобы установить таймер охлаждения, и взяла меня за руки.
– Скажи мне…
У нас было постоянное соглашение, у меня и моего круга общения. Они не спрашивали, нужна ли мне помощь, а я в свою очередь обещал сказать, когда она мне понадобится.
– Я в порядке, – сказал я, и это было правдой. Мое сердце бешено колотилось в груди, неровно и быстро, но постепенно успокаивалось. Мои легкие втягивали все больше и больше воздуха, и, наконец, я смог оттолкнуться от стены.
Таня взяла меня под руку и помогла. Мы вместе заглянули в стеклянную дверь печи.
– Дело сделано, – сказал я. На это уходило по два часа в день в течение четырех дней, но изделие было закончено.
– Это твоя лучшая работа, – пробормотала Таня.
– Потому что любить ее – это лучшее, что я когда-либо делал.
Мы закрыли все, убрали рабочий стол и направились к раздвижным входным дверям. Я остановился и повернулся, вбирая в себя пространство, которое казалось мне вторым домом.
– Ты что-то забыл? – спросила Таня.
– Нет. Я просто…
«Прощаюсь».
– …пытаюсь запомнить здесь все, – я посмотрел на свою помощницу. В ее глазах стояли слезы, – ты позаботишься о последнем изделии?
Она кивнула.
– Для меня было честью и привилегией работать с тобой.
– Взаимно, Таня. Жаль только, что я не могу остаться и посмотреть на твою блестящую карьеру.
– И мне тоже, черт возьми, – яростно сказала она и обвила руками мою шею, – хотя я не уверена насчет того, что она будет блестящей…
Я был уверен. Она подала заявление в студию Чихули в Сиэтле. Я знал, что представитель Дейла получил мое рекомендательное письмо и что они были «чрезвычайно увлечены» работой Тани. Я был уверен, что они скоро уведомят ее, чтобы назначить интервью и дадут время в студии.
Я мог бы сказать ей, чего ожидать, но некоторые моменты должны были быть прожиты, как только они случатся. Например, когда она откроет то письмо из студии…
Я знал это.
Однажды утром Джона не спеша встал с постели, а потом добрался до кухни, не останавливаясь, но уже это заставило его положить руки на стойку и отдышаться. Бо́льшую часть дня он провел в кресле в гостиной.
Скорость ухудшения его состояния приводила меня в ужас. Секунды ускользали, унося с собой наши мгновения. Я боролась, чтобы удержать их. Сделать из них нечто большее, чем страх, горе и агонию.
Читать дальше