Биби Истон - Рыцарь [litres]

– Чертова сука! – выл он. – Ты мне руку сломала!

Я встала над его извивающимся телом – ноги по сторонам его нарядного костюмчика от Армани, присела на корточки и направила свой окурок ему в лицо.

– Я все время думала, что Рыцарь – чудовище, но я была не права. – Я швырнула окурок за спину, добавляя его к куче сгоревших, забытых мною вещей из прошлого, и направила в грудь Ланса указательный палец: – Это был ТЫ! Все это чертово время. Это ты – чудовище!

Сквозь треск огня и крики толпы я каким-то чудом уловила отдаленный вой пожарных сирен. Обернувшись через плечо на пустую улицу позади нас, я краем глаза заметила зияющую дыру на месте боковой стены, где минуту назад был рисунок Рыцаря. Он исчез. Так же, как моя татуировка. И как он сам.

Я поглядела вниз на скорчившегося, беззащитного парня у своих ног. Он лежал, свернувшись в позе эмбриона, и хныкал, как мелкая сволочь, и я вспомнила, как впервые увидела Рыцаря, прямо тут, на этой же парковке. И, помнится, он тоже стоял над другой хнычущей, дрожащей, мелкой дрянью, которая не следила за своим ртом.

« А знаешь, что? Может, тот засранец и заслужил это… И, может, этот тоже».

С этой мыслью я отвела свою ногу, покрытую кожей и сталью так далеко, как только могла, и пнула Ланса Хайтауэра чуть ниже спины, в нескольких сантиметрах от позвоночника, прямо по его чертовой почке.

А потом рванула прочь изо всех сил.

Держась подальше от больших улиц, я пробежала квартал Ланса и выскочила на шоссе. Я остановилась только однажды, на светофоре, на большом перекрестке четырехполосной дороги, проходящей через наш город. Но к тому моменту я уже так устала, что все равно не могла бежать. На другой стороне дороги я прошла через парковку торгового центра, жилой комплекс и автокладбище и погрузилась в лес.

И взобралась на холм.

Туда, где я выпила первый в жизни глоток виски и потеряла своего первого друга.

Задыхаясь и обливаясь потом, я добралась до вершины. Я уже слишком устала, чтобы даже думать, что могу там увидеть. Наверное, если бы я задумалась об этом, то ожидала бы увидеть все то же – ярко-желтую полицейскую ленту, возможно, сердечко с моими инициалами на земле, и ничего больше, – но от того, что я увидела, у меня захватило дыхание. Вернее, все, что осталось от него после подъема.

Плюшевые мишки – десятки плюшевых мишек всех цветов и размеров – покрывали землю. Из земли торчали белые деревянные кресты, увешанные шелковыми ленточками. К стволам деревьев были прислонены фото Августа в рамках – на некоторых были ребята, которых я знала, обнимающие его и улыбающиеся в камеру. И крошечные белые свечи в намокших бумажных стаканчиках выглядывали там и тут из-под тонкого слоя свежей сосновой хвои.

Злость и усталость, которые я несла на себе на этот холм, улетучились, как воздушный шарик на ветру, и я, чуть ли не в первый раз за неделю, улыбнулась. Слезы защипали глаза, а все тело словно наполнилось тысячей маленьких пузырьков, рвущихся изо рта. Я засмеялась вслух, так громко, что мой смех спугнул птиц на деревьях вокруг меня, и я с изумлением смотрела, как стая взмыла в небо через просвет в деревьях вокруг водокачки. Птицы были прекрасны. Быстрые, изящные и свободные.

Пока я, щурясь, смотрела в белесое, жаркое полуденное небо, я заметила что-то еще более белое. Оно парило, спускаясь на землю, и мягко опустилось прямо к моим ногам. Это было перо. Длинное и густое. Перо ангела , подумала я. Я знала это, хотя вовсе не верила в ангелов. Август был тут, со мной, как и обещал.

Я подняла перо, поцеловала его, смаргивая сладко-горькие слезы, и прошептала в его пушистые веточки:

– Посмотри на своих мишек…

Поднырнув под желтую ленту, я подошла к водокачке, туда, где была площадка. Поглаживая себя пером по подбородку, я вспомнила наш с Рыцарем разговор тут, много месяцев назад. О том, почему его машина и карманы полны сувениров времен Второй мировой. Может быть, ему будет хорошо в морском десанте. Это даст ему цель в жизни. Продуктивный выход всей его ярости. Ну, по крайней мере, я на это надеялась.

Еще я подумала о том, что сказал Ланс про них с Рыцарем. Может, он сказал это нарочно, чтобы отвлечь меня от того, что я узнала про него с Августом? А может, он ревновал, что я стала уделять все свое внимание кому-то другому после того, как оно столько лет принадлежало ему. Но, глядя на столб дыма, поднимающегося с места, где я впервые встретила Рыцаря, я поняла, что это вообще неважно. Потому что настоящим было то, что было у нас с Рыцарем.