Ульяна Гринь - Это бизнес, детка!

— Вот эта содержит таллий?

— Похоже, что так. Опасная штука, знаете ли. Не зря его больше нет в продаже… Постойте! Кто-то брал эту упаковку? Скотч сорван!

— Не трогайте! — я вовремя перехватила руку деда Анри. — Здесь могли остаться отпечатки пальцев! Нужно вызвать полицию!

— Полицию? Зачем?

Взгляд голубых глаз пронзил меня насквозь. Цвет другой, а так — глаза Антуана, один в один. И такая же мысленная работа видна.

— Вы считаете, что кто-то кого-то травит таллием?

— Не считаю, а знаю. Кого и чем. А вот кто — не знаю пока.

Отпираться нет смысла. Отравитель не он. Зато он хозяин этого дома и дед Антуана. Влиятельный человек. Вот пусть включит свою влиятельность и вызовет «ажанов».

— Если сопоставить то, что я узнала от вас и от Манон, можно заключить, что Антинеа травит таллием вашего внука и довольно давно, — твёрдо сказала я. — Но у меня нет доказательств.

Дед прищурился и спросил внезапно:

____________________________

* Il y pas de mal (фр.) — ничего страшного. Дословно "в этом нет ничего плохого"

** Mazot (фр.) — пристройка, шале, маленький садовый домик раньше

*** Mort aux rats (фр.) — крысиный яд

Антуан лежал на больничной койке. Бледный, неестественно осунувшийся. На груди пришлёпки с проводами, ведшие к кардиографу, который тихонечко попискивал, высвечивая зелёную кривую сердечного ритма. Космос, мой бедный маркиз… Я подошла к нему, взяла за руку.

— Он скоро проснётся, — успокоил меня молодой врач.

— Каковы прогнозы? — спросила я с замирающим сердцем.

— Ну… — доктор замялся слегка, потом продолжил рассуждающим тоном: — Состояние стабильно тяжёлое, уже повезло, что сходу знали, чем отравился… М-м-м, проводим дезинтоксикологические процедуры в полном размере. Гемодиализ, поддержка почек и печени.

— Он поправится?

— Не могу сказать, будем смотреть, как отреагирует организм. Возможны необратимые последствия… Всё очень индивидуально. Но его жизнь вне опасности.

— Спасибо, — кивнула я и просительно взглянула на врача: — Можно, я посижу немного с ним?

— Вреда не вижу, но не задерживайтесь. Ему необходим отдых.

Доктор вышел, а я присела на край кровати, всё ещё держа маркиза за руку. А он приоткрыл глаза, спросил тихо:

— Альошка, это ты?

— Я.

Слёзы защипали веки изнутри, но я мужественно сдержалась, не заплакала. Только улыбнулась:

— Как ты себя чувствуешь?

— Ругаться можно? — слабым голосом осведомился он. Я покачала головой. Антуан скривил губы:

— Тогда паршиво.

— Ничего, всё будет хорошо, — я не знала, что ему сказать.

— Где… она?

— Увезли на психиатрическое обследование, — я поняла, о ком речь, и на этот раз не сумела удержаться от личной оценки: — Сука она, а не сумасшедшая!

— Я кретин, — простонал Антуан, прикрывая глаза.

Спорно, но, несомненно, верно в плане самокритики. Поэтому я не стала разубеждать его:

— Ты кретин.

— Интересно, почему это я кретин? — он наморщил лоб, видимо, не ожидал такой реакции. Я усмехнулась:

— Потому что спал с девушкой, на которой не собирался жениться.

— Ну… Я и с тобой спал, — ляпнул он, а потом сообразил. Я засмеялась:

— Отличное заявление! Очень сильно, браво! Но я не сержусь, спишем это на болеутоляющие и прочие лекарства, под воздействием которых ты находишься.

— И на мой кретинизм…

— И на твой кретинизм, раз тебе так хочется.

Он сжал пальцами мою ладонь:

— Если бы не ты, Альошка… Если бы ты не пришла вовремя… Я бы сдох.

— Ты бы сдох.

А что ещё ему сказать? К тому же, я твёрдо решила сегодня же вернуться домой. А это значит, что у нас сеанс правды. Только правды, всей правды и ничего, кроме правды.

— Как ты ловко управляешься с яблоками, — усмехнулся Антуан. — Я думал, ты мне в лоб им пульнёшь! Наверное, в детстве ты была ужасным сорванцом?

— И вовсе нет! — деланно оскорбилась я. Не угадал, мой маркиз. А вот тренировки с теннисными мячами вместо оружия по движущимся мишеням — это было, это да. Я даже достигла некоторых успехов в метании мячиков вслепую. Поэтому попасть яблоком по стакану, из которого Антуан пил поднесённый ему отвар трав с убойной дозой таллия, было для меня плёвым делом. Маркиз даже двух глотков не успел сделать… А Антинеа бросилась на меня с прытью пантеры, защищающей детёныша. И ведь не подумаешь никогда, что эта полненькая девушка может так быстро преодолеть несколько метров и вцепиться в волосы! К счастью, вцепляться было практически не во что, и мне удалось в два счёта заломить ей руку за спину простеньким болевым рычагом, которым пользуются опера при задержании… Тогда-то Антинеа и начала вопить про свою любовь к Антуану, про то, что собиралась умереть вместе с ним, что «не доставайся же ты никому!»