Анастасия Медведева: Неудачница: перезагрузка

— А если ты сама захочешь? — перебивает меня Глеб.

— Не захочу, — говорю честно и отвечаю не менее уверенным взглядом.

— Твоё второе условие?..

Смотрю на него внимательно: челюсти плотно сомкнуты, на скулах ходят желваки. Глеб недоволен.

— Моё второе условие — твоя подпись на моём заявлении об увольнении. Пусть эта бумага лежит в отделе кадров и ждёт своего часа; я доработаю по контракту в твоей компании и, как ты выразился, уйду с миром.

— Всё будет сделано сегодня же, — не глядя на меня, чеканит Глеб.

Надо же, какой послушный.

— Третье, естественно, я больше не буду изображать твою девушку.

Я жду чего угодно, когда говорю эти слова, но Бондарёв меня удивляет. Точнее, удивляет язвительная усмешка, появившаяся на его губах.

— Естественно, — повторяет за мной он, разглядывая паркет на полу.

— И последнее… Я выбрала тебе новую помощницу.

— Уже? — не без иронии «удивляется» Глеб.

— Да. Это Соня. Сотрудница отдела кадров, — говорю ему, а сама про себя думаю, что Соня — идеальная кандидатура.

Исполнительная, не без «оригинального подхода», с чувством юмора и страхом перед Глебом.

То, что нужно.

— Соня… это та русоволосая девочка, что только пришла к нам в компанию? Почему именно она? — хмурится Глеб, на самом деле удивившись моему выбору.

А я едва сдерживаюсь, чтобы не захлопать в ладоши!

Это его «девочка» — говорит о многом. Например, о том, что монстр-гендиректор не будет изощряться в подписании рабских договоров с ребёнком, не будет заставлять её изображать его девушку и не будет унижать/давить/ломать бедняжку.

Пока он считает её «ребёнком», Соня в безопасности.

— Я натаскаю её за неделю, — говорю уверенно, глядя ему в глаза.

Девушка опасается моего гнева, думая, что я имею влияние на Глеба, значит, учиться будет быстро.

— Тогда, советую приступать уже сегодня, — холодно отвечает Глеб, обходит свой стол и садится в кресло, — Дел у тебя накопилось прилично.

Ага. Это значит, что аудиенция уже закончена?

— И сегодня я возьму работу на дом, — добиваю его.

— С какой это радости? — цедит Глеб, уже вообще не скрывая, насколько недоволен.

— Психологическая травма, все дела, — мягко улыбаюсь, игнорируя его настроение, — Мне морально сложно сесть на своё рабочее место. А работы, как ты говорил, накопилось немало. Лучше будет, если этот день я проведу у себя, заодно внутренне подготовлюсь…

— К семи дням в моем присутствии? — Глеб поднимает бровь. Его лицо не читаемо.

— К семи дням в стенах этого здания, — тихо произношу я, стараясь не думать о Том, кого я ещё могу встретить здесь…

Глеб молчит, глядя в монитор компьютера. Не знаю, понял ли он, что я имею ввиду, но находиться в его кабинете мне становится очень некомфортно.

— Пожалуй, я пойду… Документы продолжали приходить на рабочий компьютер, верно? — разворачиваюсь к двери, готовлюсь выйти.

— Да, — деловым тоном отвечает Глеб, а затем неожиданно добавляет, — Соню тоже заберешь к себе домой?..

Его вопрос заставляет меня замереть.

О девочке я совсем забыла…

— Спущусь к ней после того, как закончу с файлами, — отвечаю негромко и выхожу из его кабинета.

Не знаю, что на меня нашло, и почему я согласилась. Искренне не понимаю, зачем это нужно Глебу. Но дело сделано, а точнее — решение принято. До нового года я работаю в холдинге Бондарёвых.

Мне требуется пятнадцать минут на то, чтобы оценить весь масштаб катастрофы и скинуть все нужные файлы с компьютера на флешку. Знакомиться с ними буду уже дома. С Линой тоже решила переговорить завтра — я не общалась с ней уже больше двух недель, получая новые сообщения едва ли не через день и абсолютно их игнорируя. Не потому что не хотела, а потому что мне было сложно… Как было сложно сесть сегодня в своё кресло и включить свой компьютер в приёмной.

Пусть я и решилась отработать последнюю неделю в компании, но это не значит, что я забыла обо всем, что было, и открыла новую страницу своей жизни, вычеркнув из памяти все неприятные моменты.

Неприятные моменты…

Звучит убого, но назвать свою историю «трагедией» я не могу: всё это грёбанные обстоятельства, как сказал герой одной пьесы. Не более. И возводить их в ранг «жесточайших уроков судьбы» я не хочу. Это глупо.

Я была глупой.

Встряхиваю головой, подхватываю свой полушубок, который успела снять, пока работала, иду к лифту и спускаюсь на этаж отдела кадров. Дожидаюсь, когда дверцы послушно откроются, поднимаю взгляд, готовая выйти из кабины… и застываю. В пяти метрах от лифта стоит Бесов.