Соро Кет - Русалочка должна умереть

«Ральф, я глазам не поверила, увидев тебя в новом «Форбсе». Очень за тебя рада! Пи.Эс: говорила же, что ты – Принц!»

– Она заметила! – вопил он. – Ты видишь, тетя? Она все знает!

Когда Агата спросила, что он ответит, Ральф затвердел лицом, как его отец.

– Я? – высокопарно осведомился он. – Ничего!

– Ничего?!

– Естественно! Она со мной не разговаривала шесть лет! Я слова не пророню, пока она все не объяснит и не извинится!

Агата вздохнула, покачав в ответ головой.

А еще говорят, отец не тот, кто родил, а тот, кто воспитывал. К тому времени, как они познакомились, сыну было шестнадцать. И характером он весь уже был в отца: верный долгу, несчастный от всего этого, но все равно, верный.

Сейчас, Ральф наверняка носился по комнате перед кафедрой, повторяя про себя текст. Пробовал слова на язык, пробовал акустику… и волновался, как в первый раз.

Конечно, он волновался. Ведь Ви была первой женщиной, которая признала его. Метафорической Прекрасной Дамой, во имя которой Ральф совершал свои социально-финансовые подвиги. А Ви всего-то-навсего хотела его любви.

Агата опять вздохнула.

– Ви, дорогая, я не такая умная, как Элизабет. И я ни капельки не смыслю в делах, которые у вас вчера не сложились. Но я кое-что понимаю в Ральфе. Ты веришь мне?..

Верена недоверчиво посмотрела на тетю. Подумала и кивнула.

– Он очень застенчивый.

Девочка гомерически рассмеялась.

– Серьезно, – сказала тетя. – У него никогда не было отношений с девочками. Только проститутки и наша Джесс. А Джесси, прости меня, всегда была странненькой. Возможно, Ральф ждал от тебя каких-то сигналов, которых ты не дала. Возможно, решил, что ты пришла как в детстве, испугавшись грозы… Не знаю, что там случилось, но что я знаю, так это как ты ему важна. И знаю, насколько важно, чтоб ты увидела его в церкви. Увидела, чего он достиг! Если ты не придешь сегодня, он никогда тебе этого не простит.

Верена вздохнула, потом насупилась, потом поднялась.

– Хорошо, – сказала она сквозь зубы. – Я только быстренько приму душ.

Через час, так и не отыскав повода заговорить о колье, Агата надела свои рубины и сошла вниз. Верена охорашивалась у большого зеркала в холле. На ней было красивое черное платье-футляр, от которого буквально веяло Штрассенбергом.

Клан отдавал каждого второго сына в священники, и эта традиция накладывала отпечаток и на мирян. Штрассенберги-мужчины ходили в церковь в черных костюмах, белых рубашках и галстуках. Женщины – в простых черных платьях и шляпках. Верена была без шляпы, но и платья было достаточно, чтобы вспомнить все.

Агата словно провалилась в кроличью яму.

Увидела графиню фон Штрассенберг, собиравшуюся в церковь. Такую же светлокожую и светловолосую как Верена. Только миниатюрную и плоскую, словно девочка. Девочка с беременным животом . Увидела саму себя, – грудастую, широкобедрую, полную, – и… теплый, ласкающий взгляд графа.

– Не одолжишь мне «сверкашки» на шею? – озабоченно попросила Ви и Агата дернулась, очнувшись от своих мыслей. – Я не подумала взять свои. Я завтра же позвоню домой, но что-то нужно прямо сегодня.

– О! Конечно, же! Разумеется, одолжу! – БИНГО! – К слову, жемчуг Миркаллы все еще здесь.

– Жемчуг? – Виви поморщилась. – Это тетям за тридцать… Слушай, а к твоему костюму жемчуг подойдет куда лучше, чем к моему… А я бы тогда надела эти рубины. Я очень люблю рубины. На моей коже они буквально горят.

– Рубины?

Рубины были красивые, но не чета трем рядам великолепных жемчужин. Тому собранию цена тысяч семьдесят!

– Взамен на фамильный жемчуг твоей семьи? – стыдясь саму себя, спросила Агата.

Верена перестала «зумить» взглядом рубины и удивленно посмотрела на женщину.

– А ты мне кто тогда? Не семья?

Растроганная, Агата прижала ее к себе. Ральф полный кретин, раз ушел сегодня. Как может он быть верен этой… этой Свинье ?

Если бы Стеллу спросили, как все началось, она бы ответила:

– Он был разбит. Я собрала его по частям и склеила все, как было…

Когда Ральф в первый раз пришел на прием, она глазам своим не поверила. Один из лучших студентов. Красавец, умница… по слухам, очень богат. Он казался спокойным, очень в себе уверенным и единственной его придурью, Стелла всегда считала католицизм.

– Ральф? Это правда ты? – изумленная, она машинально перешла с ним на «ты», хотя обычно никогда себе такого не позволяла.