Бриттани Черри - Земля, о которую мы разбились [litres]

– Он тебя не знает, – уверенно сказал Грэм, заставляя меня вопросительно поднять бровь.

– Мы вместе больше пяти лет, Грэм.

– И все же он понятия не имеет, кто ты такая, что не удивительно, ведь, судя по всему, он слишком сосредоточен на себе.

– Вау, – выдохнула я, пораженная его словами. – Ты его не знаешь.

– Я знаю его типаж: он из тех людей, которые забывают обо всех, стоит им только ощутить привкус успеха. Я не знаю, как он смотрел на тебя раньше, но сейчас он смотрит на тебя так, словно ты ничто. Как будто ты хуже его. Я даю вашим отношениям две недели. Держу пари, что все закончится максимум через месяц.

– Ты ведешь себя как придурок.

– Я говорю тебе правду. Он самодовольный кусок дерьма, и, судя по тому, что я слышал от других приглашенных, не я один так считаю. Где ты только его нашла?

Он кипел от злости, его лицо было ярко-красным, и он безостановочно поправлял свои манжеты. Я никогда не видела его таким эмоциональным, таким разгоряченным.

– Почему ты так злишься? Что с тобой такое?

– Ничего, забудь об этом. Передай мне Тэлон.

– Нет, так не пойдет. Ты не можешь вспылить, унизить моего парня, а потом сказать мне, чтобы я забыла об этом.

– Могу, и я только что все это сделал.

– Нет, Грэм, прекрати. Хоть раз в жизни просто скажи, что ты чувствуешь на самом деле!

Он приоткрыл рот, но ничего не сказал.

– Серьезно? Ни слова? – спросила я.

– Ни слова, – тихо ответил он.

– Тогда ты прав. Тебе действительно пора идти.

– Я согласен. – Он стоял в нескольких дюймах от меня, его горячее дыхание таяло на моей коже. Мое сердце колотилось в груди, и я недоумевала, что он делает. Грэм постоял на месте еще несколько секунд, прежде чем придвинуться ближе. Он поправил галстук, понизил голос, и в его тоне зазвучали железные нотки:

– Если ты улыбаешься и ведешь себя свободно, это еще не значит, что ты не заперта в клетке. Это означает, что ты снизила свои стандарты и свыклась с мыслью, что больше не будешь летать.

Слезы обожгли мне глаза, когда он взял Тэлон из моих рук и развернулся, чтобы уйти. Прямо перед тем как выйти из темного помещения, он остановился и сделал несколько глубоких вдохов. Он снова повернулся ко мне, встретился со мной взглядом, и его губы слегка приоткрылись, как будто он собирался заговорить снова, но я подняла руку.

– Пожалуйста, просто уходи, – прошептала я дрожащим голосом. – Думаю, на сегодня с меня хватит, мистер Рассел.

Холодность, с которой я произнесла его фамилию, заставила его выпрямиться, а когда он исчез из вида, у меня потекли слезы. Мои пальцы сомкнулись вокруг ожерелья, и я сделала несколько глубоких вдохов.

– Воздух надо мной, земля подо мной, огонь внутри меня, вода вокруг меня… – я повторяла эти слова до тех пор, пока мое сердцебиение не вернулось к нормальному ритму. Я повторяла эти слова до тех пор, пока у меня не перестала кружиться голова. Я повторяла эти слова до тех пор, пока не улегся ураган, который Грэм поднял в моей душе. Затем я направилась обратно на выставку с фальшивой улыбкой на губах, мысленно повторяя заветные слова снова и снова.

– Он все еще звонит тебе? – спросил Ричард, отмывая кисти в раковине в ванной. Я прислонилась к стене в коридоре, глядя на имя Грэма, высветившееся на экране.

– Да. – Я не видела Грэма с тех пор, как он устроил сцену на выставке Ричарда пять дней назад, и с тех пор он не переставал мне звонить.

– И он не оставил никакого сообщения?

– Нет.

– Заблокируй его. Он определенно психопат.

– Я не могу. Вдруг что-то случится с Тэлон?

Ричард посмотрел на меня, приподняв бровь.

– Ты ведь знаешь, что на самом деле ты за нее не в ответе? Она не твой ребенок.

– Я знаю, просто… – Я прикусила нижнюю губу и уставилась на телефон. – Это трудно объяснить.

– Нет, я понимаю, Лулу. Ты щедрый человек, но тебе стоит быть осторожной, потому что такой человек, как он, просто берет и ничего не отдает взамен. Он заберет у тебя все, что сможет, и будет обращаться с тобой как с мусором.

Я мысленно вернулась к обеду, который мы с Грэмом устроили неделю назад. К тому вечеру, когда он показал мне свою мягкую сторону, о которой я так много размышляла. Дело в том, что Грэм Рассел жил в своем собственном сознании. Он никогда не позволял другим людям узнать о его мыслях или чувствах. И в ту ночь, показав свое раздражение на художественной выставке, он повел себя совершенно нехарактерно.

Вместо того чтобы продолжать обсуждать Грэма, я перевела разговор на другую тему.