Delicate Wind: Очень Простые Мы. ищи себя всегда…

Мы замерзли на парковой скамейке, вино совсем не греет, а сигарета оставляет во рту неприятный сухой привкус низкосортного табака. Кругом никого. «Пойдем ЛА, я совсем окоченела. Купим хотя бы по кофе в палатке».

Заходим в дешевую забегаловку через дорогу от парка, и садимся за качающийся пластмассовый столик, покрытый фиолетовой скатертью. Она очень старая и ветхая и на ней разноцветные пятна от сотен блюд, когда-то ставившихся на нее. «Слушай, у меня всего семьдесят ре». «Может лучше не тратить»? «Но я хочу согреться, ЛА», отвечает ОНА через минуту молчания, и, взяв меня за руку, заглядывает в глаза.

«Знаешь, ты еще не говорил мне сегодня». «Что»? «Ты знаешь», еще тише шепчет она, губы ее вздрагивают. «Котенок, ну ты же знаешь. Я люблю тебя, невзирая ни на какую усталость». «Я тебя люблю», и она целует меня. И вот, стена некоторой отстраненности покрывается трещинами и рушится. Я с нежностью сжимаю ее плечо. «Да, мы такие бедные. Может духовность иногда лучше смотрится на пуховых перинах? По-моему, мы переборщили в жизни с испытаниями. Они конечно развивают нас, но моя работа забирает меня. А твоя общага тебя. Ты там все время нервничаешь. И у нас нет денег чтобы снять квартиру. А если бросить к черту эти панели и снова уйти в бар, пиво разбавлять? Блин, хочу денег».

«Ну, делай как знаешь», произносит она холодно и нам приносят «кофе». «Официантка» в грубом, пожелтевшем от времени соплевике-переднике, упирает руки в бока и хриплым голосом спрашивает: «Что еще будете милки-помелки»? «Ничего». «А», вспоминает Оля. «Я тебе не рассказала про общагу. Представляешь, меня сегодня оттуда выкинули и снова вселили». «В смысле»? «Да так, выставили вещи, а потом обратно заселили, но только вдогонку привесили двух самых отстойных дур, которых я всегда не любила. Ксюшку и Ольгу. Они конченые идиотки, смеются без повода и всех обсирают. Всех, кого не лень. У них весь мир – говно и отстой! Все девушки всем дают, а они святые, конечно. Ксюшка, это вообще колхоз, помню, приехал мой брат, так она в халате рваном на постели развалилась и хохотала как истеричка. Он как-то вскользь сказал что-то про то, что жену ищет, так она сказала: „Неээ-давалку ищешь, тут все дааа-валки“».

Потом он вино принес, она вышла, и он разлил там на четверых, она вернулась и так бесцеремонно взяла мой стакан и выпила». «Успокойся котенок», глажу ее по волосам. «У нас все будет хорошо. Обещаю». «Ну, если бы. Черт, кофе здесь отвратительное. Слушай, я есть хочу, пойдем возьмем что-нибудь».

Вышли, сразу сжались от холода, и быстро скрылись в соседнем маге, где на оставшиеся деньги купили сигарет, местный грузинский лаваш, и четыре «сосиски» по 38 ре за кило. Дрожа от холода, уселись на бетонном парапете позади магазина и стали уплетать эту нехитрую снедь. «Мм, ЛАССЬЬКА вкусно», довольно промычала Оля, пережевывая сосиску с явным вкусом крахмала. «Да, черт. Смотри это гвоздь», заорал я, чуть не сломав зуб об ржавый металлический предмет, оказавшийся в куске, который я с таким аппетитом пережевывал. Выронив сосиски, мы согнулись пополам от смеха. «Феерично», сквозь смех пробормотал я. «Но я сейчас устрою скандал владельцам этого магазина. Понимаю, не они пекли лаваш сей. Но пусть поменяют».

«Не надо Лакс», схватила меня за руку Оля. «Ни к чему». Но я возмутился. «Правда? Ты всегда так делаешь. Как с этими дурами в общаге. Они знают твой мягкий характер и потому ведут себя нагло. Ты всем все прощаешь. Правильно! Но иногда некоторых надо аккуратно ставить на место». «Ну, Лась. Лучше поцелуй меня», шепнула она, глупо хлопая глазами. Через минуту, оторвавшись от моих обветренных губ, она сказала: «Что, лаваш доедать будешь»? «Да нет, спасибо. Не хочется». Мы идем к остановке и снова прощание, ощущение такое странное, контрасты города, людей, события дня – играют во мне какофоническим «амбиентом» и……

Я окончательно объединяюсь с ней. Наконец-то, ура, правда нам понадобился целый вечер, и это случилось тогда, когда до расставания остались считанные минуты. В голову приходит мысль, что верно очень просто любить друг друга в тепле, когда ты не устал и полон горячей влаги чая. За окном воет вьюга, а ее голова лежит на коленях. Так все могут. А вот этак? Убрать проскальзывающее во мне желание поскорее добраться к себе домой, к горячей ванне, к ужину, ведь в принципе мы все равно голодны. Позабыть о холоде и думать только о ней, об искорках света в ее темных глазах… (Труднее). Пытаюсь делать это и немного получается, значит не устала еще светить душа. Грею ее своим телом. И вот расставание, грустная нота в мелодии наших душ, но я знаю, что она временная.