Александр Ламантин: Воронцов

Воронцов встал и направился вслед за графиней к поместью. Зачем он женился на ней? Дмитрий и сам не знал. Он вообще не понимал, чего хочет от жизни. Вроде бы еще все впереди, но ощущение непонятной пустоты в душе резало Воронцова изнутри. Он прекрасно понимал, что чувствует это из-за гибели своей бывшей возлюбленной и своего друга. Он также понимал, что это целиком и полностью его вина, и поэтому боялся возвращения в деревню. Ноги его больше там не будет.

Тем не менее, перспектива получить все имущество графини после ее смерти привлекала Дмитрия. Правда, от мысли о том, что он женился на Васнецовой по расчету, Воронцов испытывал отвращение к самому себе. Но чем циничнее и высокомернее он себя вел, тем проще ему было забывать про все то, что он совершил.

– Я сомневаюсь, что хочу слушать эту историю дальше, – прервал я своего рассказчика, тем самым вызвав удивление на его лице.

– Почему же?

– Я не испытываю ни малейшей симпатии к главному герою. Более того, я искренне надеюсь, что, в конце концов, его повесят. Или скинут с обрыва, откуда упал Стаханов, его друг.

– Ты делаешь поспешные выводы, друг мой. Это еще лишь самое начало, где все пока расплывчато и не имеет под собой этакого «сюжетного стержня». А дальше… кто знает. Быть может, ты изменишь свое мнение о Воронцове.

Я вздохнул. Что-ж, все равно дома меня никто не ждет. Можно слушать дальше.

Карета с черной тройкой лошадей мчалась по улице Петербурга. Воронцов возвращался в гостиницу после вечера в доме Бормана. Он решил на время остаться здесь. Путешествовать по странам ему уже приелось. Захотелось вернуться в столицу, где он провел свои лучшие годы, обучаясь в Кадетском корпусе. К тому же Борман взял с него обещание, что он останется в Петербурге на пару месяцев, чтобы помочь ему решить некоторые проблемы. Дмитрий усмехнулся, вспоминая, как Борман полчаса назад вновь закончил партию, покрыв его карту пиковым валетом. И как ему все время это удавалось…

Карета остановилась около гостиницы. Дмитрий вышел и кинул своему кучеру Бартего золотой червонец.

– Накорми лошадей и запри в конюшне; а сам сходи в таверну и выпей.

– Благодарю, граф, – ответил Бартего. – Утром изволите ехать к Борману?

– Пожалуй, можно будет к нему заглянуть. Но карета мне не понадобится.

Утром Воронцов отправился к Борману не на своем экипаже, а пешком. Проезжавшие мимо него люди в каретах недоуменно пялились на чудного молодого человека: ходить пешком? В таком сюртуке? Что за нелепость? Но Дмитрий от всей души наслаждался подобной утренней прогулкой, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих. Воронцов даже позволил своему лицу принять безмятежное выражение, а глазам приобрести веселый блеск.

Он, еще не дойдя до дома Бормана, увидел в его окне Елизавету, с интересом наблюдавшую за ним, свесив свои длинные волосы вниз.

– Вы странный человек, граф Воронцов! – крикнула она ему со второго этажа, когда Дмитрий подошел ближе.

– Вот как? – отозвался Воронцов, остановившись. – И в чем же это проявляется?

– Отсюда открывается замечательный вид на город! Я заметила вас еще на том конце улицы. Вы, осмелюсь предположить, проделали весь свой путь пешком? Разве это типично для графов, которых общество привыкло видеть в каретах?

– Я скажу вам, что современное общество настолько загнано в рамки светского поведения, что обыденные вещи кажутся ему заурядными.

– Я говорила про заурядность? – вскинула брови Елизавета. – Я считаю вас немного странным, но никак не заурядным.

Воронцов наклонил голову в знак почтения.

– Моего мужа нет дома; он, должно быть, задерживается на встрече с императором. Но вы можете подождать его внутри; я скажу лакею, чтобы он впустил вас.

– Благодарю вас, госпожа Борман, – произнес Дмитрий. Елизавета при этом поморщилась.

– Не надо меня так называть.

– Разве вы не замужем за…

– Да, да, но мне не нравится откликаться на его фамилию. Я еще не привыкла: мы поженились только вчера. Отнеситесь с пониманием к моему желанию, прошу вас.

– Прошу прощения, сударыня, если обидел вас, – произнес Воронцов. Елизавета, улыбнувшись ему, исчезла с окна. Лакей открыл Дмитрию дверь и пригласил гостя в дом.

– Вы что-то хотели? – услужливо спросила служанка Оленька, увидев возле себя Воронцова.

– Да… мне бы успокоительного, – произнес он, потирая красные, опухшие от бессонных ночей глаза. Оленька, взглянув на его лицо, ужаснулась: