Марк Котлярский - Пересечение снов

Вот так.

А где, действительно, оптимизм? Где тот оптимальный оптимизм, обтекающий очарованного обнаружившейся перспективой читателя?

Где, собственно, сам читатель?

Да и песня поистрепалась, повыцвела, поизносилась, перелицована на пародийный лад:

«Я встретил девушку, полумесяцем нос…» —

или —

«Я встретил девушку, полумесяцем всё…»…

Всё кончилось, всё ушло, провалилось в тартарары, промоталось, как проматывается наследство; промоталось, как проматывается кинолента в ускоренном режиме; да и сам режим резво поменял вывеску, вернувшись к фривольным феодальным временам с вальяжными феодалами, удалыми управляющими и вострыми вассалами.

А песенка, как уже говорилось выше, позаброшена-позабыта, да и окон, как это было раньше, не отворяют, ибо – по меткому замечанию классика – «открыть окно, что жилы отворить». Сотворить бы отвар, отварить бы зелье, залить бы им глаза по верхнюю риску – риск невелик! – и забыться заветным сном, в котором можно встретить девушку с изогнутыми полумесяцем ресницами – и: не отвернуться от нее в ужасе, не отворотить взгляда…

Напишите мне небо на звенящем, как бубен, холсте; будут петь облака и метаться игривые грОмы, будет дождь свиристеть, будет иволга плакать от счастья, будет рыжей, как звезды, Макарова из десятого «а».

Как она улыбалась! Как сердце мое волновалось! Трепыхалась душа в западне – западне одинокой любви. Исчезали слова, приходили заветные звоны, снились рыжие сны, где Макарова песней плыла.

Я забыл эту песню, я имя ее позабыл, я умчался туда, где палит порыжевшее солнце.

…Нарисуйте мне небо. Пусть тревожно поют облака, пусть Макарова вспомнит, что иволга плачет от счастья…

…Чего-то мне не спится…

К тому же по окнам барабанит дождь; здесь в старом доме, переживающем свое второе столетие, дождь ощущается как-то по-особому; здесь скрипят половицы, словно вздыхая; здесь старые стены увешаны картинами, в которых застыло время.

Раннее-раннее утро.

Ты еще спишь, свернувшись калачиком, и прижав кулачок к щеке.

Дыхание твое ровно, губы полуоткрыты, ты вся – нега и спокойствие.

Интересно, что тебе снится?

Мне почему-то кажется, что ты видишь цветные сны, где ангелы и золотое сияние, и чьи-то голоса, и горние выси, и – как пелось в старой забытой песне, – звезд ночной полет.

А может быть, тебе снятся кадры еще не снятого тобой кинофильма?

Может быть, ты уже видишь улицы старой Праги, где происходит действие и где ты, исполненная режиссерского азарта, кричишь – «Мотор!» – и камера начинает вести героев, и рождается не просто кино, а со-творчество двух людей, соединенных в творческий союз волей Инета?

Фантазии раннее утро, когда дождю нет конца, и белый болезненный свет заполняет собой колодец старого двора.

Так хочется постоять рядом с тобой, полюбоваться на тебя, спящую, и подождать, пока первый луч или полоска света коснется тебя, соскользнет по твоей щеке и каплей – лукавой, шаловливой – тихонько поползет вниз.

Ты улыбнешься во сне, потянешься сладко.

И в тот момент, когда ты окажешься на грани пробуждения и сна, я исчезну.

…Тишина и в самом деле окружала нас…

Тишина пеленала, как кокон, брала в полон, мягко убаюкивала, приглашая забыть обо всем и радоваться тому, что мы вдвоем бредем, смеясь, по дороге, травы бегут за нами вслед, виноградники припадают к нашим ногам, небо смотрится в нас, как в зеркало, и сказка преследует по пятам.

Если бы люди умели ценить сказки!

Если бы они понимали, что сказки – это не бредни выживших из ума волшебников, а реальность, которую можно сотворить самим!

Увы, обыденность засасывает, как трясина, мало кому удается соответствовать самому же сотворенным сказочным условиям, ибо сказка требует сил и времени. И ломаются судьбы, и крушатся расстояния, и люди, которые любили друг друга больше жизни, предают друг друга, отбрасывая любовь, как ненужную, отслужившую свой срок дорогую игрушку.

«Подождите, детки, дайте только срок, будет вам и белка, будет и свисток»; нет-нет, ерунда все это, не будет белки, не будет свистка, если просвистеть свое счастье, просвистеть свою любовь, как дар, который и дается-то, может статься, всего один раз в жизни.

…Бог мой, я даже не знаю, дойдет ли до тебя мое письмо!