Андрей Никитин - Талисман

– Когда? – спросил невысокий мужчина.

– Как обычно.

– Какая легенда? – снова спросил низкий.

– Что ты прицепился? Все в дипломате. Легенда, дата, нормы и порции, всё описано подробно. – Быстро сказал мужчина в очках. Его тон настойчиво просил оставить остальные вопросы на стадии зародыша.

– Не суетись, – сказал невысокий мужчина, – я должен всё знать.

– Должен всё знать? Тогда иди в университет, там всему учат. – Грубо ответил мужчина в очках и ушёл, не попрощавшись. Он явно был раздражён, и не хотел общаться, испуская злость и ненависть во все стороны, как брызги фонтана.

Невысокий мужчина смотрел, как ушёл Юра, затем повернулся в сторону ушедшего человека в плаще.

– Дал же Бог связного. – Пробубнил он. Переложил дипломат в другую руку, и зашагал через дорогу.

Женя родился в рубашке. Так говорили про него в приюте, в котором он вырос. Так считал акушер, принимавший роды. Ребёнок весом 1,8 кг показался слишком хилым, крохотным, неспособным выжить в этом требовательном мире. Прибавить сюда внутриутробную гипоксию и получается опасная смесь, способная поставить под сомнение жизнь ребёнка.

– Повезло, что он жив, – неопределённо сказал врач своей помощнице, когда вошёл в кабинет и взял сигарету дрожащими руками.

– Он и пяти баллов не набрал по шкале Апгар. – Нервно сказал доктор. Он приспустил повязку на подбородок, выделяя сухой рот с полными губами, снял перчатки и курил, медленно втягивая дым. Он напряжённо сидел в кресле, не касаясь его спинки. В другой руке он держал мобильный, и набирал пальцами сообщение. Это не был первый случай акушера связанный с тяжёлыми родами, но к такому трудно привыкнуть. В кабинете с ним сидела женщина, молча поглядывающая на него с того момента, как он выплюнул несколько слов в адрес новорождённого ребёнка. Женщина была рядом с ним во время родов. Она смотрела, с какой чёрствостью доктор выудил жестокую но объективную фразу из словарного озера своего сознания, и глаза наполнились слезами. Врач, конечно не виноват, так получилось, но дети с гипоксией, если выживут в первые недели после родов, почти всегда способны вырасти полноценными людьми, без каких-либо отклонений. Почему же врачи иногда смотрят на мир так отборно? Почему они не дают надежду, прогнозируя наиболее успешный вариант развития событий? Но эта жестокость всего-навсего трезвая оценка, помогающая реально смотреть на вещи. Жизнь не сказка.

В кабинет постучали и дверь открылась. В образованную щель, через которую попадал свет громадных коридорных ламп, заглядывала женщина. Лицо её мутно выделялось силуэтом овала с кучерявыми волосами, тёмное как ночная гора на фоне ярких ламп. Лицо оглядело кабинет, затем женщина вошла внутрь. Она была одета в бардовый халат, с несколькими прорехами в нижней части, через которые виднелись её худые ноги. Лицо помятое, будто она не спала несколько ночей. Синяки под глазами, и зеленоватый оттенок свисающих щёк, делали её худое тело нестандартным.

– Доктор, ну как мой малыш? – спросила женщина, чья голова перестала вертеться по сторонам, и остановилась на сидящем в кресле акушере. Врач посмотрел на женщину, глубоко затянулся сигаретой, и выпустил серую и конусообразную полоску дыма в сторону.

– Внутриутробная гипоксия, поэтому не могу сказать ничего определённого. Его шансы примерно 50 на 50. Кроме того, он слишком мал весом, мы поместили его в специальный инкубатор.

Врач, старался не смотреть в лицо женщине. Он делал вид, что опечален.

Но я не виноват в этом и оставьте меня в покое, со своими претензиями. – Говорило его безразличное поведение. Он устал давать объяснения каждому пациенту, и отгораживаться от обвинений словами льстивой надежды, которая кроме отчаянной злости не приносит ничего хорошего.

– Насколько это опасно? С ним будет всё в порядке? – переспросила молодая мать, и правый глаз приоткрылся немного больше, чем левый. Она молчала, обдумывая услышанное, словно эти слова, медленно вливались через уши, и обжигали сознание своим колким смыслом. – Сигареткой угостите?

Доктор достал из нагрудного кармана пачку сигарет и неловко протянул девушке одну, затем дал ей прикурить. Молодая мать глубоко затянулась, топя чувство беспокойства в эйфорийном море табачного удовольствия. Она устало посмотрела на врача, перевела взгляд на женщину, сидящую напротив, будто оценивая её на наличие опасности. Или же, что более верно, на наличие колкого языка, способного перенести несколько слов по всей больнице и размножить, со скоростью полевой мыши. Молодая мать выглядела взволнованной, и не слишком подавляла это чувство, не считая его важным. Она не была убитой горем, скорее просто переживала. Худая, как египетская мумия, она держала подол халата одной рукой, в пальцах другой у неё была сигарета. От неё разило перегаром, даже сейчас, спустя шесть часов после родов. На вид молодой матери можно дать не больше двадцати. Поведением своим она показывала удивление, будто ей только что сообщили, что она выиграла конкурс талантов, не участвуя в нём.