Андрей Никитин: Талисман

Парень, напечатавший эти строки шумно стуча по клавиатуре, довольно откинулся на спинку стула, и с улыбкой мысленно оценивал реакцию на свой стих.

В дверь постучали, парень повернул голову в сторону старой серой двери, запертой, и отгораживающей его от внешнего мира. Со стуком в сердце он смотрел на ручку двери, которая начала активно дёргаться. Кто-то стремился войти в покрытую мраком комнату, в которой одиноко сидел парень. Он не двигался.

Он постучал пальцем по столу, и резко подавшись вперёд, как водитель при аварийном торможении, решил дописать ещё одно послание, приготовленное заранее, затем нажал кнопку отправить. По вихревым зигзагам сетевых путей, сообщение полетело получателю. Парень улыбнулся, расслабленно сидя в кресле, и глядя на запертую дверь. Он ощущал дрожь по телу, от своего поступка, но был доволен собой, отослав подобное оголяющее реальность послание, так как относился скептически к подобным талисманам, и не верил в их силу.

Стук по двери стал громче, и парень встал со стула, пройдя к запертой изнутри двери. За ним пришли, отрывая его от волшебного мира выдуманных, воздушных как облако историй, и поставив на землю, как сувенирную статуэтку. Он вздохнул, повернул ключ в замке, и открыл дверь.

Чтоб понять, почему парень был доволен, и что написал во втором сообщении, заставившим его вознести свои мысли к самодовольным высотам, и утвердить понятия о твёрдости фактов, превосходящих фольклор, следует описать предысторию. Это часть его жизни, ставшая переломной и определившая его дальнейшую судьбу. События, повлиявшие на поведение и настроение парня, написавшего стишок. События, которые направили его мысли в определённую сторону, и втёрли в них словесную кашу, а её парень хорошо умел переваривать и превращать в оконченные контрастные стихи, со скрытым смыслом.

Итак, начнём.

Юра любил читать. С детства он впитывал книги, как листья солнечный свет. Его мечтой было стать автором. Он читал много, начиная от школьной программы, которую учителя вводят в головы учеников, как жетоны в игровые автоматы, и заканчивая старыми книгами, пыль на которых была со времён СССР. Сразу следует отметить, что его интересы не касались политических сторон литературного многогранника. Политика и история для Юры походили на плавание в грязной воде. Переплыть эту реку можно, но она сильно задерживает творческого человека, и пачкает его, отбивая интерес войти в неё ещё раз. Совсем другое дело литература художественная, толкающая вверх, ближе к мечтам. Юра всегда приходил в восторг, как ребёнок, который впервые наблюдает салюты, если в книге приводились удачные сравнения, или фразы. Юра любил неожиданные повороты сюжетов, они бодрили его до дрожи. Когда впервые он прочёл «Десять негритят» Агаты Кристи, он ощутил себя выдернутым из этого мира. Словно при нем произошло волшебство, как после сеанса Копперфильда. Юра просто сидел, глядел в окно и испускал феромоны удовольствия, а рядом лежала возбудившая его книга. Он был уверен, что где-то в этом мире так же сидит человек, и держит в руках прочитанный шедевр английской писательницы, разделяя приятный трепет. Эта мысль заставляла его кровь циркулировать быстрей, и улыбка не покидала лица. Но что если самому попробовать написать книгу? И тогда он сможет приводить в восторг людей, если не всей страны, то уж точно нескольких своих знакомых (некоторых, лишь одним упоминанием, что он стал автором). Например, родителей и друзей. И причиной их восторга будет он сам! Подобная мысль бодрит лучше пробежки зимним утром. И не только бодрит тело, но и освежает голову.

Но, увы, Юра пошёл не по тому пути. После того, как он попробовал написать рассказ, он больше не пытался. Он долго сидел с карандашом в руке, и старался выдавить из себя, как пасту из тюбика, поток мыслей на бумагу, но всё получилось не так просто как хотелось. Ему казалось, что голова переполнена идеями, и они сверкают, как сапфиры на солнце, вылетая из его головы в виде ярких и крепких фраз. Однако, когда он подносил карандаш к бумаге, всё меркло, и тускнело. Возможно от того, что поток его родника иссякал, либо от того, что он видел слова в другом свете. Фразы казались глупыми, а идеи зализанными, как собачьи раны.