Стэнли Лэйн - Зима в Голливуде. Современный американский роман

– Хочешь выпить, Джорджи?

– Думаю, да, – ответил я.

Она засмеялась и сказала:

– Мне тоже хочется, чтобы ты выпил. Тогда у тебя на груди вырастут волосы.

Я почувствовал себя ребенком, когда она сказала это. Но она не хотела меня обидеть – просто обозначила свое понимание того, что я непьющий. Она налила неполную рюмку и, протянув ее мне, сказала:

– Выпей до дна, Джорджи. Просто улыбнись – и вперед!

Я сделал так, как она меня учила, и точно так же, как от боли в бедре, спрятал гримасу, а она посмотрела на мое покрасневшее лицо, произнесла с французским акцентом «Кураж!» и залпом выпила свою налитую доверху рюмку. Потом она налила нам обоим еще по одной, но на этот раз выпила не сразу, а, прислонившись к стене, сказала:

– Знаешь, моя мама не разговаривала со мной целых два года после того, как я убежала? А твоя мама с тобой разговаривает?

Я пожал плечами, но она нахмурилась и спросила:

– Ты хоть сообщил матери, где находишься?! Ты не можешь оставлять ее в неведении…

– Я писал ей. Она знает.

– Сначала я тоже писала маме, – продолжила Имельда, – но она мне не отвечала, пока не прошло два года. А когда вышла моя первая картина, тогда… – она выпила залпом, провела языком по краю рюмки и добавила: – Не хочу делать из этого драму. Конечно, тогда это меня беспокоило. Если подумать, ей было удобней простить меня, когда я достигла известности. Это давало ей определенные преимущества. Уверена, что ей было стыдно признаться в том, что дочь сбежала. Это могло сказать всем, и знакомым, и незнакомым, что она плохая мать, и напоминало провал, даже тем, кто знал, что это не так. А потом еще разбитое сердце оттого, что дочь убежала, и беспокойство о том, что с ней может случиться. Бессонные ночи, которые я ей обеспечила, годы жизни, которые отняла у нее… Я ждала любых признаков прощения. Для меня этого было достаточно, и я понимала, почему она медлит с ответом. Потом вдруг все стало нормальным для нее – потому что результат оправдывает средства. Так? Она даже верит всему, что обо мне рассказывают, в то, что придумали о моем воспитании, когда школьный драмкружок превратился в «классическое актерское мастерство», наше грязное и маленькое съемное жилье в фабричном городке – в Нью-Йорк и все, что с ним связывают. Но это нормально – по крайней мере, это то, что я могу ей дать. Я поддерживаю эту игру ради нее, потому что должна ей, по меньшей мере, это.

Она хотела налить мне еще одну рюмку, но я отказался, а она пожала плечами и налила себе, сказав:

– Я выпью твою порцию, раз ты собираешься оставаться таким девственником в этом отношении, – и проглотила ее, на этот раз остановившись в процессе и спросив: – А как насчет тебя, Джорджи? Ты когда-нибудь думал о возвращении домой?

Я не был уверен, что мне следует говорить это, но виски добавило мне храбрости, которой она добивалась, и я все-таки сказал:

– Я никогда не смогу вернуться домой, Имельда.

– Друзья зовут меня Мэл. Почему нет, Джорджи? Ты сделал что-то очень плохое?

– Плохое для Канзаса, – ответил я.

Она допила свою рюмку и добавила:

– Ты нравишься мне все больше и больше. – Потом взяла бутылку и рюмки, поставила их назад в шкафчик, но прежде, чем закрыть его, спросила: – Где я оставила свое манто? Найди мне его, Джорджи.

Я поднял манто с пола и, подойдя к ней, накинул на плечи, а она повернулась ко мне и сказала:

– Я ужасно виновата, что наехала на тебя. Но странным образом, я даже рада, потому что, думаю, мы с тобой станем хорошими друзьями, Джорджи, и нам будет хорошо вместе.

– Я тоже так думаю, – ответил я, а она открыла дверь и вышла наружу.

Я видел, как живо, но спокойно она идет к входу в особняк по той самой дорожке, по которой мы шли раньше. Я взглянул на бассейн, на темную воду, колышущуюся от легкого бриза. На гладких участках поверхности отражались свет луны и звезды над головой. Я поискал выключатель и нашел его на столбе около дорожки. Щелкнув, я увидел дно бассейна, начинавшееся у ступенек, и выложенное на нем черной плиткой мозаичное изображение Посейдона.

Выключив свет, я снова подошел к флигелю, достал сигарету и закурил, стоя рядом с темным бассейном, а потом увидел, как в окне на верхнем этаже дома зажегся свет, и ее силуэт, приблизившийся к окну за шторами и заслонявший свет изнутри. Я пошел к дальней стороне бассейна и увидел обрамлявшие лужайку лимонные деревья с короткими цветочными клумбами между ними и открытым пространством, в центре которого, похоже, готовились поставить тент, поскольку из земли торчали стойки и рядом лежали рулоны белого полотна, которые оставалось натянуть.