Ева Наду: Я отвезу тебя домой. Книга вторая. Часть вторая

Он помолчал некоторое время. Казалось, он устал убеждать. Потом всё-таки продолжил:

– Против ирокезов и англичан одновременно нам сейчас не выстоять, даже если Людовик завтра направит сюда армию. А он не сделает этого. У него пока нет такой армии. И денег на то, чтобы поддерживать эти земли – нет. Посмотрите уже правде в глаза, Филипп. Вы же взрослый человек.

Он, Филипп, не понимал тогда до конца и не принимал того, что пытался донести до него Мориньер. Однако теперь он с неохотой признавал, что друг его был во многом прав. И тогда прав и потом – когда, выслушав рассказ Филиппа об одной из первых битв наступившей зимы, закончившейся победой французов, сощурившись, сказал:

– Идиот этот ваш Баранж.

А Баранж ходил по городу героем: выпячивал грудь, надменно поглядывал по сторонам.

И горожане в большинстве своём приветствовали его, как победителя. Ещё бы! Он со своими солдатами – а было их всего-ничего, чуть меньше дюжины, – уничтожил целую деревню ирокезов! Возвращался в город из далёкого форта, по случайности наткнулся на небольшую деревушку. Не деревушку даже… так… кратковременную стоянку ирокезов. Напал на неё, перебил всех, кто пережидал бурю в наскоро выстроенных домах. Говоря откровенно, доблесть то была невеликая. В деревушке в этот момент оставались, в основном, женщины и дети. Большинство сильных и боеспособных мужчин ушли вперёд, чтобы выбрать место для зимовки и выстроить первые дома.

Филипп осознавал сомнительность этой победы французов, но надеялся, что «героизм» Баранжа скоро забудется, нелепые страсти утихнут, и жизнь продолжит течь – по-зимнему спокойная и сонная.

Только Мориньер качал головой:

– Ящик Пандоры открыт. Теперь надо готовиться к полномасштабной войне.

*

Вспоминая тот разговор, Филипп огорчался теперь не только гибелью «островитян». Она была страшной и бессмысленной. Но на войне как на войне. Он воевал и знает: когда сталкиваются армии, наравне с военными, гибнут и мирные жители. Всегда. На любой войне. При любом раскладе.

Расстроен он был тем, что в очередной раз убедился, насколько прав был Мориньер, утверждавший: мирные дни закончились.

Действительно, именно с той самой бойни, устроенной Баранжем, на земли, занятые французами, пришла настоящая, лютая, беспощадная война. Зима – с военной точки зрения обычно самое тихое, спокойное время года, когда и белые, и индейцы, соблюдали вынужденное перемирие, – обрушила на головы французов полчища ирокезов. Старожилы утверждали: эта зима стала самой кровавой за всё время существования колонии.

Не проходило и недели, чтобы в город не приносили весть об очередном нападении ирокезов на французских поселенцев. Кровь лилась рекой. Французы тоже не готовы были ждать, когда их всех перережут, как баранов. Они собирались в отряды, укрепляли свои селения, устанавливали дежурства. Сговорившись, отправлялись воевать на территорию ирокезов. Многие оставались на чужой земле навсегда.

С некоторых пор ни один Большой Совет, регулярно собиравшийся в замке Святого Людовика, не проходил спокойно. Как и следовало ожидать, члены Совета разделились на два враждующих лагеря. Одни выступали за войну до победы, другие призывали к сдержанности и надеялись на то, что однажды появится человек, который сумеет найти выход из положения и заключить мир.

Филипп, который долгое время не мог прийти к согласию с собой, в спорах участия не принимал. Всё никак не мог примирить воина внутри себя с миролюбцем. Оттого больше слушал, чем говорил. А послушать было что.

Практически на каждом заседании нынешний военный губернатор сталкивался в спорах с военным губернатором бывшим, сохранившим за собой место в Совете. Первый был ярым противником всякого миндальничания с ирокезами, второй выступал за скорейшее заключение мирного договора. Споры их довольно скоро перерастали в оскорбительные выпады. И Филипп, для которого подобный уровень «дипломатии» был непривычен, только пожимал плечами, наблюдая за беседами этих двух.

– Вы сами не знаете, о чём говорите? – кричал молодой Клод де Жерве.

И громко стучал кулаком по столу.

– Как вообще вы могли быть военным губернатором, когда кровь нагоняет на вас такой страх?

– Вы безмозглый упрямец, Клод де Жерве, – кричал в ответ, багровея от напряжения, бывший военный губернатор, пожилой Антуан Вассера – лысоватый, добродушного вида мужчина.