Елена Донская - Крест. Или страшная сказка о любви

Наверное, ее смятение как-то отразилось внешне, потому что Михаил Афанасьевич прервал свою размеренную речь настороженным вопросом:

– С Вами что-то не так? Вы не слушаете. Болит что-нибудь? Или голова кружится? – он внимательно наблюдал, отслеживая реакцию пациентки.

– Нет, все хорошо, – с нервным смешком ответила Ксения, с трудом выныривая из синих глубин.

– Мне показалось, что Вы, как говорят, «плывете». Такое бывает после травм головы, – ровно пояснил доктор, теряя к ее персоне всякий интерес. Его лицо вновь застыло, закрылось, словно опустили занавес.

Плыву… да… нет, скорее тону, смутно подумалось ей.

– Нет, ничего такого, – повторила Ксения, усилием воли включаясь в беседу. Поколебавшись секунду, она все-таки призналась: – Если честно, мне немного страшно.

– Это понятно, – согласился Михаил Афанасьевич без малейшего участия. – Но без хирургического вмешательства не обойтись, если Вы хотите жить полноценно. Да и бояться, в сущности, нечего. Здесь у нас собраны лучшие специалисты, установлено прекрасное оборудование, отлажены все методики восстановления.

– Да я не опасаюсь некомпетентности или халатности, – торопливо пояснила Ксения. – Но ведь всегда бывают непредвиденные обстоятельства, срывы, да мало ли…

– У меня в отделении всякие «мало ли» сведены к минимуму, – с апломбом заявил доктор, теряя терпение.

Шанс провалиться в канализацию тоже был довольно мал, однако вот она я, лежу в Вашем распрекрасном отделении, мысленно возразила Ксения. Впрочем, понимая, что нет смысла мусолить этот вопрос, вслух она сказала:

– Да Вы не обращайте на меня внимания. Все равно мои страхи тут роли не играют. Надо, значит, надо. Вытерплю, не закатывая истерик и не мешая Вам работать.

– Вот и умница, – Михаил Афанасьевич неожиданно улыбнулся.

Ксения забыла вдохнуть, сраженная переменой. Эта метаморфоза была невероятна. Его лицо преобразилось, стало живым, осветилось. Словно из-за тяжелых, непроглядных туч неожиданно выглянуло солнце. Его улыбка, подобревшие глаза заливали светом всю комнату. Не дыша, она смотрела в эти поднебесные лучистые глаза и ясно понимала, что пропала. Запуталась в синих лучиках, расходящихся от зрачков, как русалка в водорослях.

– Я за тобой присматриваю. Все будет хорошо, – ласково сказал он. Словно скрепляя обещание, он легонько сжал ее локоть. Она почувствовала, как кожа покрывается мурашками удовольствия.

Улыбка пропала. Солнце снова спряталось за тяжелыми занавесями. Не прибавив ни слова, он развернулся и быстро вышел, в последний момент придержав дверь, чтобы не хлопнуть.

А Ксении оставалось только гадать, почему ей внезапно стало так одиноко, как если бы она осталась одна во всей вселенной, почему ее сердце так отчаянно сжалось, словно в предчувствии непоправимой беды и отчего хочется безудержно плакать.

***

Все прошло так, как и обещал «профессор»: без сучка, без задоринки. За единственным исключением, которое Михаил Афанасьевич ну никак не мог предвидеть: ночи были невыносимы.

Спала она как кошка: урывками, когда придется, хоть днем, хоть ночью. Несмотря на лекарства, послеоперационные боли были сильными, неотвязными. Все время казалось, что, если повернуться на другой бок, боль станет меньше. Проделать это было не так-то просто. Нужно было проснуться, вытянуть руку, чтобы распрямить плечевой сустав и уменьшить сопротивление, ухватиться за металлический прут в спинке кровати и только тогда поворачиваться, как удобно. То ли это и впрямь помогало, то ли срабатывало самовнушение, но ненадолго боль действительно утихала. Минут на двадцать, на полчаса. Потом все повторялось.

Но и в эти малые отрезки ей не было покоя. Возможно, дело было в неполноценности поверхностного, неглубокого сна, возможно, в общей усталости измученного организма. Так или иначе, ее преследовал один и тот же, бесконечно повторяющийся, реалистичный до холодного пота, кошмар.

Она бежит по узкой заснеженной тропинке куда-то вниз. Босиком, в своей ночной сорочке. Это широкий овраг. Наверное, очень широкий, потому что вдали виден перекинутый через него мост. По мосту едут машины, их можно угадать по мелькающим включенным фарам, ведь зимние утренние сумерки еще не кончились. Там люди, там движение и жизнь. А она одна, мчится на пределе дыхания, прямо в реденький еловый лесок на дне. Если удастся его миновать, а потом взбежать по тропинке наверх, в просыпающийся город, она будет спасена. Но то, от чего она спасается, больше и быстрее нее. Это страшное, безмолвное нечто за ее спиной, оно догоняет, тянет волосатую лапу и вот-вот схватит. Когда-то оно было человеком. Маленьким, миленьким, розовеньким, в перетяжечках, младенцем. И вот ведь что непостижимо – завтра оно снова будет человеком… А для нее никакого завтра не будет, если она не одолеет этот овраг.