Я вышла на улицу. К вечеру похолодало, но ослепительно сияло закатное солнце, напоминая весенние дни. Максим стоял чуть поодаль морга, и я подошла к нему.
— Мрачное зрелище, — проговорил он, и я согласилась. Похороны всегда навевают тоску, но смерть Вари особенно задела меня.
— Мне жаль, что так случилось, — сказала я. — Хоть мы и не знали ее. Это странно?
— Нет, почему же, — грустно усмехнулся Давыдов. — Помнишь, как у Хемингуэя? Колокол всегда звонит по тебе.
— Ты прав, — кивнула я. — Представляю, какого сейчас отцу Андрея. Он узнал, что вся его жизнь сплошная подделка. Это нелегко…
— Еще бы, — негромко сказал Максим. — Но по-настоящему нелегко будет нам, когда мы вернемся на учебу и погрузимся в дивный мир отработок.
Я улыбнулась и стлала думать, как можно избежать суровых наказаний преподавателей.
— Слушай, ну ладно там я, салага, а ты ведь уже на четвёртом курсе. Разве у тебя нет подвязок?
— Если подвязка с Юрием Витальевичем и этой историей не считается, то я в зоне риска, — сообщил Давыдов. — Я же не могу прикинуться хорошенькой девчушкой, которая безумно старается и ловит каждое слово препода.
— На что это ты намекаешь? — поинтересовалась я.
— А то я не знаю ваше женское пособие о том, как произвести впечатление на мужчину, прикинувшись милой дурочкой, — заявил Максим.
— У нас анатомию будет принимать сам Одинцов, — напомнила я. — Он слишком умен, и милая дурочка его не проймет.
— Тоже верно, — Давыдов не мог отрицать, что такого человека, как Константин Александрович, обмануть непросто. К этому времени из морга стали выходить другие люди. Я видела, как рядом с бабушкой шел Юрий Витальевич и Лидия, и они говорили о чем-то.
— Афанасьев так и крутится около твоей бабушки, — Максим тоже заметил это.
— Они же учились вместе, да и вся эта история…
— Дело вряд ли только в воспоминаниях, — улыбнулся Давыдов. — Так бывает, когда дружишь с девушкой слишком долго.
Смущенная улыбка тронула мои губы. Пока я делала вид, что смотрю на проходящих мимо людей, из морга вышел незнакомый мужчина. На вид ему было чуть больше пятидесяти. Он с серьёзным лицом шел рядом с отцом Андрея и что-то спрашивал у него. Потом, пожав ему руку, он удалился. Я расслышала обрывки его последних слов, — «соболезную вашей потере». На пальце у мужчины поблескивало особенное кольцо. Серебряное, с матовым зеленым камнем. На нем еще виднелся какой-то символ, но я не смогла разглядеть его. Проследив за ним взглядом, я увидела, что мужчина сел в темную иномарку, припаркованную у дороги, и уехал.
Я повернулась к Максиму и поняла, что его мысли заняты тем же незнакомцем. Давыдов оторвал взгляд от того места, где только что стояла его машину, и посмотрел на меня.
— Странный тип, — проговорил парень. — Что он делала на похоронах Вари?
— Он разговаривал с отцом Андрея, может, кто-то из друзей? — предположила я.
— Может, — медленно сказал Максим и тряхнул головой, словно желая избавиться от ненужных мыслей. — Какие планы? Хочешь вечером сходить со своим парнем в особенное место?
Я озадачилась.
— Если это законно, — предупредила я.
— Так, погоди, а тебе уже есть восемнадцать? — строго спросил Давыдов, и мне стало смешно.
— Полиция нравов снова патрулирует улицы, — проговорила я. — Что нужно делать?
— Встречаемся рядом с универом через пару часов, — сказал Максим.
— Звучит страшно, — произнесла я, надеясь, что мы не будем учить уроки. — Только мне еще нужно зайти в «Саламандру». А потом сразу в институт.
Давыдов кивнул, взял меня за руку, и мы не спеша пошли к дороге.
***
Когда я вошла в «Саламандру», Креза беседовал с покупателем. Он как раз собирался принести с нижней витрины несколько старинных трубок, и я пришлась кстати. У Крезы и так была больная спина, ни к чему старику лазить по нижним витринам, лучше это сделаю я.
Пока Освальд Павлович и покупатель присматривались к трубкам, я обогнула боковую витрину и принялась переставлять товары с нижних полок на среднюю. Там были пустые места, да и товар отсюда виден лучше. Пока я занималась этим, колокольчик над входом трепетно прозвонил. Я повернулась, чтобы как обычно поприветствовать покупателя, но слова замерли у меня в горле. Это был Борис. Ненавижу свою привычку нервничать из-за всего происходящего. Меня же вовсе не касается их история с Освальдом Павловичем, почему же сердце так вздрогнуло сейчас? Скандал, который только должен произойти, уже бурей пролетел в моих мыслях, и от этого стало еще тревожнее.
Читать дальше