Юрий Меркеев - Стеклянные люди. Роман

Прогрессирующий артроз коленного сустава и в самом деле переломил мою жизнь на две половинки: в прошлом остался человек бегущий. Во вторую половину жизни ступил человек хромающий. Причем, хромать мне приходилось с оглядкой на сильную боль, которая пронизывала мое существо всякий раз, когда я забывал о том, что отныне принадлежу к категории тихоходов. Теперь быстрая ходьба или бег мне были заказаны. Необходимо было подружиться с самим собой, с новым «я». А это было не так-то просто, учитывая безбожный образ жизни человека бегущего , подчас – летящего в пропасть или вытаскивающего себя за волосы из болота. По существу, мне предстояло смириться раз и навсегда с моей палочкой и невозможностью отныне вести иной образ жизни, кроме как перестать бежать. Палочка волшебным образом примиряла меня с действительностью, обрубала любое неловкое движение мысли в сторону недавнего прошлого, в котором я и в страшном сне не мог бы предположить, что когда-нибудь вольюсь в стайку гуляющих по вечерам по бульвару местных инвалидов и пенсионеров. Стану одним из тех жалких тихоходов, совершающих променад с одной целью: не забыть, как ходить, дышать и мыслить. Я и раньше, бывало, прислушивался к тому, о чем они говорят – люди вяло ходящие. Мне всегда становилось грустно – они поругивали власть, жаловались на пенсию, обсуждали последние политические события из телевизора.

Неужели и я когда-нибудь стану одним из них?

Этот вопрос подвергался уничтожению в самом зачатке.

Раньше – когда бежал.

Не теперь – когда не мог ходить без помощи трости. Мой бунтарский нрав подвергся жестокому анализу и проверке. Стану ли я послушным? Смирюсь ли с малыми шагами или сорвусь и полечу в пропасть? Неужели у этих людей нет своих дорогих сердцу скелетов в шкафах – ностальгических переживаний, на фундаменте которых можно воздвигнуть новую философию? Неужели ведьмы посещают лишь избранных? А может быть, тихоходы просто научились скрывать это? За воскресными посещениями церквей, за стояниями в душных храмах, за перечислениями проделанных грехов на исповедях? Разве можно каяться в том, что насыщает твою душу, пусть и греховно, но не дает скукожиться ей, как «шагреневой коже»? Каяться на словах. Одними устами. Если сердцу доставляет радость какое-то заблуждение, то покаяние не может быть искренним. Ложь самому себе – это путь к патологиям. А дальше – смерть. Разложение при жизни. Неужели можно жить тихим ходом, чувствуя, что твоя нога уже подверглась гангрене? Если не расправиться с болью радикальным способом, а унимать ее препаратами от боли, можно умереть от общей интоксикации. Разве можно просить у Бога убить в себе самого себя? Нет. Наверное, тихоходы – хорошие притворщики. И у каждого из них есть то, что их держит в жизни – дает силы на борьбу. Боль! У каждого из них должна быть своя боль. Если ее нет, значит, человек умер при жизни. Если нет понимания этого, тогда – мрак и провал в серость тихоходной жизни. Без радужных просветов, без греха, в котором можно на время утолить жажду полета. И обрести настоящее покаяние. Святость не зарабатывается серостью. Низкопоклонством. Святость даруется тем, кто научился вставать после падений. Но и сама святость – это не свойство человека, склонного к падениям. Это свойство Бога, которое иногда даруется человеку на время. Как мне когда-то была дарована сильная и взаимная любовь к одной красивой женщине, и пуля в ногу от другой.

Я бросил ироничный взгляд на серебристую трость в прихожей.

Символ новой философии.

Знак новой жизни. Так ли это?

В запасе у таких своенравных типов, как я, всегда должно быть что-то, кроме палочки тихохода. Сверкающая трость, символизирующая начало новой философии, не может стать твердой опорой в жизни. Я должен одухотворить инвалидную палку, придать ей сказочное свойство. Да. Тело мое ходит по земле, но душа витает в пространствах эфирных. Мечта может окрылить меня, сделать атмосферный столб не таким тяжелым.

Я не сомневался в том, что мысль материальна. Читал, что йоги способны взглядом убить слона. Впрочем, не верил, что индус станет уничтожать концентрированной энергией мысли священное животное. Скорее всего, это лишь красивая легенда. Миф. Однако миф не есть фальсификация какой-то идеи. Иная интерпретация – да. Но не извращение истины. Итак, мысль – это сгусток энергии.

Мыслью можно заразить дух, и он сотворит чудо. Это опробовано. Внушение мыслью – один из лучших способов борьбы с недугом. Не зря сами медики считают, что верующие в помощь невидимых сил переживают болезни легче. Быстрее поправляются. А иногда случаются и чудеса. Главное – глубина переживания, сила веры. В одном из патериков описан случай чудесного исцеления слепой монахини. В женский монастырь пришел разбойник, переодетый в облачение святого старца. Вид у разбойника был внушительным – горящие очи, седая борода, худоба аскета. Потому и пошла молва в округе о том, что это есть великий пустынник, способный исцелять одним прикосновением. Монахини с благоговением встретили «старца», омыли ему ноги по древнему восточному обычаю. Подвели слепую. Опрыскали ее лицо водой после ног «святого старца», и слепая прозрела. Вот что значит сила веры. Сила внушения. Потенциал человека неисчерпаемо велик.