Анна Инк - Иней

Я поворачиваю к Лёше голову. Он с пренебрежением смотрит на мои угги, свисающие с сидения, и бормочет:

– Нет, одна щётка стоит дороже.

Выволакиваю из длинного пакета щётку. У неё гладкая белая ручка с врезанной в пластик надписью, и нежный, с ещё выпуклыми ворсинками лоскуток ткани свекольного цвета. Совсем новая, но уже использовалась. Я вижу белёсые пылинки, перечёркнутые чёрным Ирининым волосом. Может, они купили эту щётку в том же магазине, где и костюм. И когда он надевал его, Ирина была с ним в примерочной. Оценивала. Трогала. Прижималась. Обнимала. А потом чистила его костюм. Ухаживала. Такая ролевая игра.

Я только начинаю чистить брюки, как Лёша выключает свет. Мне приходится извернуться, чтобы полоска света от фонаря упала мне на колени.

Звонит его телефон. Я вздрагиваю от женских стонов, разрывающих мелодию звонка, потом солист начинает читать рэп – слова так исковерканы, как будто он поёт, закусив губу.

Лёша молча смотрит на экран, будто ждёт, когда прекратят звонить.

– И ты мне ещё про мерзотные звуки говоришь, – фыркаю я.

– Чё?

– Я про твою музыку на телефоне – ничего более мерзотного я не слышала.

Он смеряет меня злым взглядом, и мои руки снова начинают холодеть. Будто я прикоснулась кончиками пальцев к траве в первом осеннем инее.

Лёша подносит трубку к уху, цедит:

– Я занят… Нет, водку жру. На работе я… Думай как хочешь, мне без разницы… Ты чё, тупая? Я же сказал – я на работе, – он отчеканивает каждое слово. Что за женщина, с которой он так разговаривает? Уж явно не Ирина. Неужели с мамой? – И на это мне тоже без разницы… Мне насрать, ясно? …да на здоровье! – он сбрасывает звонок и швыряет телефон в выемку у коробки передач. Выругивается матом.

Я молча смотрю на него. Он поворачивает ко мне голову, хмурится.

– Зря ты села со мной в машину, – заводит мотор.

– Почему? Ты лихачишь?

– Это мягко сказано. А сейчас дороги свободные… – он смотрит на меня, ухмыляется. Цокает языком. – Так что я тебе не завидую.

Мы съезжаем с бордюра. Пока он двигается медленно. Мы проезжаем дворы. Подползаем к шоссе. Он смотрит вбок, несколько раз нажимает на педаль газа. Машина вздрагивает, дребезжит, подаётся вперёд всем своим существом, будто пытается вырвать цепи, приковывавшие её к асфальту. Наверное, когда он так делает, то чувствует себя гонщиком за рулём какого-нибудь необычайно мощного… этого… как его там… болида.

Вот я слышу треск слева от себя, и машина срывается с места в диагональ. Вылетает на шоссе боком. Я делаю рывок вместе с ней: только она вперёд, а я назад. Лёша разгоняется. Машина сначала притормаживает, а затем начинает двигаться быстрее. Её всю трясёт, словно её душа хочет вырваться из этого немощного тела. Я кожей ощущаю Лёшино нетерпение – всё мешает ему двигаться так, как он хочет: возможности двигателя, шершавый асфальт, встречный ветер, земное притяжение. А теперь ещё и светофор. Он резко тормозит, и мы оказываемся на полкорпуса на пешеходном переходе. Он мог сбить кого-нибудь.

Загорается зелёный, и я уже сама послушно откидываюсь на спинку кресла, чтобы не получить удар в спину. Впереди поворот, и я изо всех сил вцепляюсь в ручку двери. Мы выворачиваем так круто, что этот рывок сгибает меня в сторону, потом в другую.

Шоссе оживлённое. Он догоняет одну машину, обходит её справа, возвращается обратно. Догоняет следующую, и снова обходит её. Он специально делает это – выезжает на полосу, на которой впереди машина. Ему нравится резко выворачивать руль, вдавливать педаль газа в пол так, что машина начинает хрипеть – он выжимает из неё все силы. И ему хочется обходить других, ему нравится оказываться впереди, преодолевать, побеждать… хотя бы здесь, на этой дороге. И в этом что-то есть такое… живое. Я сама начинаю чувствовать то ли азарт, то ли адреналин. Мне хочется молча наблюдать, как он обгоняет машины, двигаться вместе с ним и с его автомобилем, быть частью этого действия, и чтобы оно не прекращалось. Чтобы всегда впереди были препятствия, и я могла вот так вот, скосив на него глаза, рассматривать его лицо. Как прищурены его глаза, как напряжены бугорки над переносицей, и как ухмылка едва заметно трогает его губы на очередной победе.

Мне кажется, сбоку от него свет становится ярче. Я слегка поворачиваю голову.

Вдруг меня оглушает долгий, надрывный гудок другой машины. Лёша рывком сворачивает руль вправо, и мимо нас проносится блистающая чёрная иномарка – от скорости, которую она развивает, обгоняя нас с прерывистыми гудками, вся её поверхность кажется мерцающей белым золотом. Секунда, и я уже не вижу красных точек на её идеально слепленной заднице – а ведь Лёша почти не сбавил темпа. Я смотрю на его лицо, и вижу злобу в каждой линии: глаза прищурены с такой ненавистью, что можно подумать, они и вовсе закрыты, жёсткая линия губ перечёркивает лицо. Он сейчас больше похож на Смерть с черепом вместо головы. Ни капли разочарования, никакой обиды – только злоба, яростная и сдерживаемая… Вот бы он потерял самоконтроль. Я хочу, чтобы он со всей силы ударил по рулю, чтобы разогнал машину до предела, и настиг эту иномарку. Хочу, чтобы он прижал её к обочине и заставил остановиться. Он выскакивает из машины одним рывком, хлопает дверью так сильно, что я вздрагиваю, подпрыгиваю на сидении; он решительно идёт к машине, дёргает дверь водителя, вытаскивает этого мудака из-за руля. Он бросает его на землю, и начинает бить. Никто не смеет обходить его. Он бьёт его и бьёт, бьёт нещадно… и я чувствую, как внутри всё сжимается от наслаждения. Меня заводит то, что я сейчас представляю. Мне хочется видеть, как он подчиняет других, а потом самой подчиняться ему…