Григорий Кац - Мошенник из Багдада

Я отошел в сторону и жарко помолился за милость Аллаха, а облегченный – вышел на двор, где меня ждал граф фон Готлиб и мой наиб Борис. Посол без лишних слов пригласил меня в свой экипаж, который назывался автомобиль. Этот автомобиль был гораздо просторнее, чем тот, на котором я ехал с Борисом. Борис при сем был в качестве толмача и переводил быструю речь посла на персидский.

Речь графа состояла только из вопросов, на которые мне предстояло ответить. Во-первых, откуда я веду знакомство с доверенным мирзой падишаха, хакимом Османом? Во-вторых насколько я близок с мирзой и вхож ли во дворец? Готов ли я выполнять секретные поручения посла? И напоследок граф строгим голосом сказал, что если я шпион падишаха, то он прикажет зажарить меня на медленном огне и тушу мою завернуть в свиную шкуру, чтобы Аллах отверг меня от себя на веки вечные. При его последних словах я горько заплакал, потому что правоверному нельзя приближаться к проклятому животному, свинье, тем более после смерти предстать перед Создателем, оказавшим мне столько милостей, в таком неподобающем виде.

Видя мои слезы и узнав у Бориса их причину, граф фон Готлиб смягчился и сказал, чтобы я подготовил меморандум на мои вопросы и представил ему не позднее завтрашнего дня.

Мы с Борисом покинули колесницу посла и отправились в караван-сарай пешком. По дороге мы завернули в посольство, и Борис показал мне мое рабочее место. В комнате было человек пятнадцать пустодомов, которые строчили что-то на больших листах бумаги. Пройдя далее к кассиру, Борис сказал, что мне установлена плата – двадцать туманов в месяц плюс квартирные. Аванс, который его светлость кассир выдал мне, был как раз кстати, так как карманы мои после покупки «кустюма» и «пуфель» были пусты.

Придя в караван-сарай, Борис первым делом рассказал, как мне поступать, если потребуется говорить по-русски. Он указал простой способ – писать арабскими буквами все то, что я хочу сказать по-русски. Мы тут же принялись за составление меморандума, и Аллах опять оказался на моей стороне. Все, что я пересказал Борису по-персидски, он по буквам заставил меня записать арабской вязью. Услышав своими ушами русскую речь, которую я без запинки читал по-арабски, я был в восторге и посчитал себя уже русским.

Заставив несколько раз прочитать написанное, он удовлетворенно кивнул, и мы отправились обедать. После обеда Борис отправился по делам посольства, а я сел переписывать свой меморандум, тщательно выводя русские буквы на слух. Из моего сочинения послу станет известно, что хаким Осман был давний короткий приятель моего отца, с которым он служил падишаху в одной из войн. И что после продажи цирюльни хаким взял меня своим помощником. Еще я добавил, что, работая брадобреем, я заимел в Багдаде кучу друзей и почитателей, и готов выполнять любые приказы его светлости графа посла.

Борис, придя вечером в караван-сарай и прочитав мои письмена, немало удивился моей смекалке, взял чистый лист и переписал все это правильно по русски, с добавлением различных эпитетов в обращении к его превосходительству и так далее. Мой меморандум, переписанный Борисом, был милостиво принят, и меня зачислили на специальную секретную службу в пользу его величества царя Николая.

Так как заданий я пока не получал, то подумал, что неплохо было бы обновить дружбу с мирзой хакимом. Я набрался смелости и пошел в этот дом, который связан был с моими первыми любовными страданиями. Увижу ли я Айше? Захочет ли она после всего видеть меня? К моему удивлению, хаким встретил меня с большим почетом, усадил на почетное место и сам стал прислуживать, называя меня «мой господин», «на ваш глаз», я «ваш покорный слуга и прочее». Вначале я подумал, что это просто знак уважения к моему посольскому назначению, но через несколько минут любезностей я понял, чего от меня хочет этот хитрый лис. Все оказалось просто. Зная мою способность завоевывать друзей будучи брадобреем или помощником хакима, мирза различными увертками привел меня к мысли, что, работая в посольстве России, я все равно остаюсь персом и подданным падишаха. И кровопроливец будет только рад, зная, что его соплеменник, его подданный, может докладывать падишаху через его доверенного – мирзу Османа, обо всем, что творится у русских. Смекнув, что в этом случае я смогу одним выстрелом убивать срезу двух зайцев, я напустил на себя серьезный вид и постарался выторговать у мирзы подарок для себя.

– Машаллах, мой господин, – стал юлить мирза Осман. – Какие могут быть расчеты для службы шаху? Это надо почитать за честь, и вся Османия готова лечь костьми, чтобы услужить государю…