Вадим Черновецкий - Формы и содержание. О любви, о времени, о творческих людях. Проза, эссе, афоризмы

А потом все вдруг затаили дыхание, и сиреневый свет отразился в их глазах. И Андрей понял: свершилось. Он мгновенно взглянул в окно: чудесная красота уходила за горизонт, разливалась повсюду, заполняя мир до краёв. Теперь он знал: возможно всё. Мир одарил его этой неизъяснимой радостью, мир открылся ему; теперь и он мог довериться миру. Сквозь посеревшее от дорожной пыли окно фиолетовое море, сияя, вливалось в него, утоляя его жажду. Но жажда была огромна.

И вот они стоят в очереди за какими-то бумагами, а справа – лиловая необъятность. Она затягивает, Андрей весь в ней. А с неба обрушивается солнце, и всё вокруг нестерпимо, восхитительно ярко. И его завораживает эта чрезмерность. Родители говорят о гостинице, о бумагах, а он не в силах сказать и слова. Он лишь зачарованно молчит. И он не верит, что это он и что всё это наконец случилось.

И вот он впервые в море, и глоток воды заливается в рот. Ого, она и правда солёная! Это поражает его: он никогда еще в такой не был. Земля – это в основном океан… Вкус моря – вкус Земли. И вот он проглатывает немного планеты, и плещется в ней, и несётся вместе с ней по Вселенной.

А потом он начинает замечать то, что помнят всю жизнь. Мелочи, из которых и складывались тогда Юг, лето, радость. Аттракционы за 15 копеек: все эти карусельки, лошадки и, конечно, автодром, где гоняют и толкаются машинки. Где самый скромный и утончённый ребенок вроде Андрея невольно превращается в дорожного разбойника, который специально таранит всех, особенно папу с мамой. И хождение в столовую за полдничным соком, это сладострастие возвышенных натур. Прийти пораньше, взять побольше, залить в банки, пока никто не увидел…

А вот тихий час. Странно: дети подвижны и не любят подолгу спать, но их заставляют. И в детском саду, и в лагере, и часто в домах отдыха. Их запирают после обеда в комнате на целых два часа, два самых теплых и солнечных часа: спите! А их мучает жажда, которую невозможно утолить из графина… Взрослые устают больше, и многие из них хотят спать целый день, но им нельзя: работа… Ах, если бы только мы могли перенести, отдать всё наше время детских тихих часов себе взрослым!..

Андрей смотрит из-под одеяла: мама сопит всё более мерно и уже не ворочается… Можно действовать! Его мучает жажда. Жажда! Он тихонько встаёт, наливает холодную воду из графина в стакан, залпом выпивает. И жажда ведёт его дальше. Он крадётся к выходу… Главное – бесшумно закрыть дверь. Получилось!

Теперь он один, один в этом жарком золотом мире. И это чудесно. Он чувствует не одиночество, а свободу. Он идёт по ковру коридора, и этот запах гостиницы, невыразимый запах всех на свете домов отдыха, который ни с чем не спутаешь! В холле он еще сильнее; он волнует, он живёт.

Перед входом в корпус две девочки в белых шортах играют в бадминтон. Их почти обнаженные тела пропитаны южным солнцем. Они гибко наклоняются и прыгают за воланом. Ему почему-то нравится за ними наблюдать. И Андрей вдруг понимает, что его восхищает не только их гибкость, но и само их устройство: руки, ноги, бёдра, рёбра, соски… нежность их черт, стройность тел, и то, что они добровольно решили обнажиться, подарив свою красоту миру одетых. И вот секундное наваждение: ему хочется вдруг прижаться губами к их пупкам, целовать их загорелые животы, гладить грудь, спину… Он не понимает, что с ним происходит. Такого никогда не было. Еще одна тайна завораживает его. Мир сверкает своими гранями, тая в себе радость и опасность…

А вон гора Волошина. Ее очертания напоминают профиль поэта, который любил здесь жить. А там и другие Крымские горы. Не слишком высокие, но кое-где очень крутые. Ему рассказывали, что на них гибли альпинисты, штурмовавшие отвесные склоны. И снова его поражает это сочетание – красота и опасность, смерть и красота.

Он вспоминает, как неделю назад они шли по набережной и все ели сахарную вату: и дети, и взрослые. И его родители, и брат. И он понял, что должен, обязан получить свою сахарную вату: это был его кусок жизни, которого он не должен был лишаться. Родители упрашивали его отказаться, но он стоял на своём. И вот ему купили порцию ваты, он с удовольствием съел ее, а на следующее утро у него опухли веки и началась такая аллергия, что ему вызвали скорую. И вот машина увозила его в больницу, в Феодосию. А он почти в слезах провожал глазами такие знакомые уже корпуса, холмы, кипарисы… На море был шторм, огромные волны разбивались о берег, дул ветер, его мир рушился и катился в пропасть.