Юлия Панченко - Не зарекайся (СИ)

И это коллективное обожание сблизило девчонок, что было парадоксальным, и казалось совершенно нелогичным. Они обижались, что все их старания – тщетны, а потому стояли друг за друга горой и строили новые и более изощренные планы по взятию крепости.

Юля не обсуждала свое большое и светлое чувство ни с кем, и девочки даже не подозревали об ее тайне, поэтому Юля была вне культа обоготворения Александра Сергеевича.

Она ругала себя, что нарушила зарок, что совершенно нечаянно влюбилась в недоступного, далекого как Юпитер, парня.

Он казался ей самым-самым. Красивым, изысканным, модным.

Да, его не любили ребята и девочки постарше. Воспитатели тоже отзывались с прохладцей.

Но, разве много нужно подростку, чтоб наделить своего возлюбленного наилучшими человеческими качествами? Пусть Юля и замечала снобизм, а также заносчивость старшего директорского сына, но отмахивалась, старалась быстрей из памяти стереть недостойные деяния молодого мужчины. Ей было уже от того приятно, что может видеть его каждый день и любоваться издали, лишь изредка перекидываясь парой ничего не значащих слов.

Так было ровно до одного события, которое вдруг открыло Юле глаза, заставило прозреть, хотя по своей значимости событие это не могло сравниться с другими – бывало ведь и хуже.

В очередной летний вечер, после заката, они с ребятами ватагой сидели на крылечке – любимом месте для болтовни и поедания чипсов. Спорили о пустяках – кто какую машину в будущем хочет.

- Я бы Вольво хотел, - авторитетно заявил Марк.

Он оканчивал техникум, и уже искал работу – автомехаником, по специальности.

- Там движок что надо, - закатил глаза мечтательно, потом захрустел вытащенным у соседа из пачки сухарем.

- А я, Мерседес, - заспорил Ванька.

Юля помалкивала, так как совершенно не представляла, какую машину себе хочет.

Из темноты аллеи показался Александр Сергеевич и дети замолчали. Услышь он, о чем они только что болтали – высмеял бы. Как пить дать, высмеял бы.

Воспитатель был не один, рядом с ним важно вышагивала приезжая пасторская дочка. Они о чем-то увлеченно разговаривали и даже смеялись.

Остановились возле крыльца, и, не замечая притихших ребят, продолжили разговор, будто наедине были.

- Да ладно, видно же, - запрокинув голову, засмеялась Олеся – та самая пасторская дочка. – Они все по тебе сохнут, Сашка, неужели не заметил? Я еще на служении обратила внимание – глазами тебя провожают, да в рот заглядывают. Любую выбирай и хоть завтра – под венец!

На этом заявлении они оба вдруг посмотрели на Юльку, что в уголок старалась забиться и оказаться невидимкой. Александр Сергеевич прищурился, смерил девушку внимательным взглядом и нарочито громко, так, чтоб всем слышно было, сказал:

- Я никогда не женюсь на центровской. Ни за что на свете, - губы его презрительно скривились, будто и не про людей рассуждал, а про козявок.

- Что так? – довольно улыбнувшись, спросила Олеся и манерно закусила нижнюю губу.

Под светом фонаря, где стояла парочка, все ужимки и мимика были отчетливо видны.

- Все они слишком бесцеремонные, шумные, их видно за версту: как среди благородных выделяются плебеи, так и центровские рядом с другими людьми – белые вороны. Иметь рядом такую вот кликушу – нечесаную, недалекую, упаси, Всевышний.

Что он хотел сказать дальше, Юлька слушать не стала. Поднялась с лавки и, гордо выпрямив спину, зашла в здание.

Слова его – как раскаленным железом по коже, такой же болью на сердце легли. Заклеймил. Кто она, и кто он – плебейка и золотой мальчик. Ведь в чистом виде мезальянс.

В тот вечер девочка впервые задумалась о неравенстве в обществе и то, к чему привели думы, ей совершенно не понравилось. Касты и клише, ярлыки и несправедливые клейма – у каждого алели на лбу. Чей сын, в какой семье рос, кто родители, где учился, и какую получил профессию – попробуй только не соответствовать, сразу загнобят, лишат своего царского внимания, плюнут в лицо просто за то, что ты – другой. Из другого теста слепленный, в другой среде взращённый.

От этих мыслей сделалось нехорошо. А еще было жалко, даже больно разочаровываться в возлюбленном.

- Ну и катись, - в сердцах бросила Юля в пустоту и впервые за несколько лет, расплакалась.

***

Через неделю они с ребятами уехали отдыхать на побережье – без Александра Сергеевича. Там Юля всячески отвлекалась и старалась не думать о своей глупой и навечно безответной любви.

Следом за летом пришла осень, девушка перешла в одиннадцатый класс. Следовало выбрать специальность и всерьез задуматься о будущем, поэтому мысли о директорском сыне она давила в зародыше.