Ева Модильяри - Черный лебедь

– В каком часу подавать ужин? – спросила служанка.

– В обычное время, черт возьми, – проворчала Эстер.

В саду зажглись низкие фонари, подобные цветным грибам, которые освещали аллеи из розового гравия. Старая Анджелина медленно направилась к дому, а Эстер уверенной рукой принялась наливать чай в фарфоровые чашечки.

– Почему именно я? – спросила я, возобновляя прерванный разговор.

Эстер резко прервала меня:

– Когда ты кончишь со своими «почему»?

На этот раз Эстер меня не остановит. Я наконец-то нашла в себе храбрость задать тот страшный вопрос, который меня мучил пять лет и на который я не могла дать ответа.

– Почему Эмилиано покончил с собой?

– Потому что был тяжело болен, – ответила Эстер спокойно. – Врачи нашли у него неизлечимую болезнь.

Я поднесла к губам чашку и жадно выпила несколько глотков чая. В голосе Эстер не было даже и тени волнения.

Я же почувствовала такую боль, словно мне в сердце вонзился кинжал. Эмилиано страдал от неизлечимой болезни, а я, будучи близким ему человеком, этого даже не замечала. Я ли была так невнимательна, что не смогла заметить признаки болезни, или он был так искусен, что смог их скрыть от меня?

Эстер ответила на этот последний вопрос еще прежде, чем я сформулировала его.

– Он очень ловко скрывал от всех свою болезнь, – заявила она. – Он знал, что врачи будут пробовать на нем свое искусство, хотя считал это бесполезным и в излечение не верил. У него практически не было шансов – лучшие специалисты были вынуждены это подтвердить.

Эстер продолжала свой печальный монолог. Она говорила о сыне так, словно с минуты на минуту должна будет встретиться с ним в лучшем мире.

– У него был рак печени, – все тем же спокойным тоном объясняла она. – Не думаю, что алкоголь был тому причиной. Я считаю скорее, что он заболел от этой жизни. Или же, если хочешь, судьба решила за него, как решает за каждого из нас.

Общее горе, любовь к Эмилиано и слезы объединили нас в этой старинной беседке, свидетельнице многих грустных и радостных событий, хранительнице детских голосов, любовных драк и семейных тайн, которых она достаточно узнала за эти годы. Здесь ребенком Эмилиано учил на память стихи, Валли и Джанни подшучивали над мадемуазель Ювет, здесь Эстер и Себастьяно признались друг другу в любви, а Полиссена стонала в объятиях маэстро Гавацци, здесь добрая Джильда, мать Фабрицио, умирала, сраженная пулей немецкого солдата. И вот теперь прародительница дома Монтальдо и я, сорокалетняя журналистка, которая должна встать во главе огромного дела, говорили о прошлом и закладывали основание будущего, которое казалось таким туманным.

– Необходимо, чтобы ты узнала еще кое-что о нашей семье, прежде чем Анджелина позовет на ужин, – сказала Эстер, уже почти невидимая в наступающей тишине. – Я расскажу тебе о Франко Вассалли, нашем младшем компаньоне, потому что он не посторонний для нашей семьи. Он тоже Монтальдо. Как и Эмилиано.

Февраль подходил к концу. В этом маленьком двухэтажном коттедже, располагавшемся на швейцарских склонах Альп, Ипполита и ее подруга Серена Вассали жили почти в полной изоляции уже не первый месяц.

Ипполита была поглощена ожиданием родов, которые неотвратимо приближались. Она сняла этот дом среди густых хвойных лесов, едва поняла, что ее беременность становится заметной.

С тех пор, как Ипполита решила сохранить ребенка, она тщательно все продумала, чтобы избежать огласки и спасти свою репутацию в глазах света. Ребенок будет жить, но она не могла позволить ему сломать ее собственную жизнь, где для этого малыша не было места. Узнай родные правду обо всем этом, Эдисон Монтальдо навсегда потерял бы расположение и поддержку ее отца, не говоря уж о шуме, который это событие вызвало бы в свете.

Проблема, однако же, казалась неразрешимой, когда ей под руку неожиданно попался якорь спасения, за который она и ухватилась. Этим якорем для нее оказалась Серена Маджи, с которой они были подружками в детстве.

Серена была единственной дочерью богатого ювелира Маджи, а Кривелли – давними его клиентами. До войны девочки вместе посещали начальную школу у сестер-урсулинок и даже сидели там за одной партой. Потом Кривелли укрылись в Швейцарии, а Маджи после войны пережили не лучшие времена. В горячке послевоенного оживления отец Серены ввязался в опасные спекуляции, влез в крупные долги и кончил тем, что совершенно разорился. Вскоре семья прожила те крохи, что оставались от его когда-то значительного состояния, и Серена, чтобы хоть как-то устроиться в жизни, приняла ухаживания одного миланского таксиста, за которого в конце концов и вышла замуж.