Анастасия Дробина: Дворец из песка

– Ирочка, кофе нам, – подумав, сказал Буров. – А совещание перенеси на четыре. Итак, чем могу быть полезен, Александра?..

– Николаевна.

Мельком Буров отметил, как просто одета вдова Шкипера: длинная черная юбка, глухая черная же блузка, никаких украшений, никакой косметики. Только запах странных травянистых духов – словно находишься в лесу, в зарослях папоротников после дождя.

– У меня к вам предложение, Владимир Алексеевич.

– От которого я не смогу отказаться? – улыбнулся он.

– Надеюсь, – без ответной улыбки сказала Погрязова.

– Я вас слушаю, Александра Николаевна.

Погрязова побарабанила пальцами по столу. Глядя в окно через плечо Бурова, спросила:

– Вас интересует интервью со мной?

Буров молча, в упор смотрел на нее. Через минуту Погрязова напомнила:

– Владимир Алексеевич, время – деньги. Да или нет?

Буров, не сводя с нее глаз, гаркнул в сторону приемной:

– Ира, меня нет ни для кого! По телефону не соединять! Где кофе?! Александра Николаевна, я все правильно понял? Вы готовы дать нам интервью? Предупреждаю, меня интересует только правда. И вы должны будете ответить на все – все предложенные вопросы! Иначе ваше предложение не имеет смысла.

– Разумеется.

Буров снова замолчал. Все это было слишком неожиданно. Да, к нему в руки плыла сенсация. Интервью с вдовой Шкипера, а лучше – большая статья… Это… это, господа, серьезно. За минувший год интерес к персоне Павла Соколова у населения ничуть не утих, такой бешеной популярности не мог добиться даже Отари Квантришвили, а ведь тоже был тот еще дон Корлеоне и, в отличие от Шкипера, обожал привлекать к себе внимание. Русский народ любит своих бандитов, и ничего с этим не поделаешь. За полгода о Шкипере были написаны две книги, в равной степени бездарные, на взгляд Бурова, который прочел обе. Получился своего рода «Крестный отец» в переложении для олигофренов. Факты в книгах никто не проверял, но и опровергать их тоже не представлялось возможным: семьи у Шкипера не было.

– Разумеется, – повторила Погрязова, снова глядя в глаза Бурова. – Любые вопросы, я расскажу все, что мне известно.

– А вам много известно?

– Достаточно. Он, конечно, меня на версту не подпускал к своим делам… но вы ведь не уголовное дело будете писать, а статью. А если я перечислю людей, которые бывали в его домах в Нью-Йорке, в Лондоне… У меня есть фотографии, они подлинные.

– Вас могут обвинить в клевете, – осторожно сказал Буров.

– Погрязова безразлично пожала плечами.

Буров вертел в пальцах трубку и усиленно соображал. Было очевидно, что никаких выгод самой Погрязовой это интервью не сулит. Если бы она мечтала об известности – год назад у нее было куда больше шансов. Гонорар ее тоже вряд ли интересует: при шкиперовском-то наследстве. Хочет утопить кого-то своими откровениями? Но легче всего было бы пойти с этим на Петровку или в ФСБ…

– Я назову все имена и передам вам фотографии с негативами. Уверяю вас, это не фотомонтаж. Может, до государственного переворота и не дойдет, но Думу будет трясти долго. Вы согласны?

– Не согласен, – мрачно заявил Буров.

– Вам страшно? – без насмешки спросила Погрязова.

– Мне всегда страшно, когда я не понимаю, в чем дело, – раздраженно сказал он. – Ваше предложение чрезвычайно заманчиво, но… Вы ведь знаете, что Шкипер… что ваш покойный супруг – тема в какой-то степени запрещенная? Мне лично рекомендовали не стараться ее освещать. После того как, по вашему выражению, начнет трясти Думу, меня могут элементарно вытрясти с работы.

– Вы же – независимая пресса! – невинно заметила Погрязова.

– Бросьте. Цена российской независимости всем известна. В конце концов, меня могут просто застрелить. А у меня, знаете ли, дочь…

– По поводу вашей девочки… – вдруг перебила его Погрязова, и Буров поразился внезапной перемене в ней.

Женщина подалась вперед, и ее темные глаза оказались совсем близко от лица Бурова. Внимательные, участливые, потеплевшие.

– Извините меня, но мне известно… Я знаю, что случилось с Машей… с вашей дочерью. И хотела бы попросить, чтобы вы разрешили мне ее посмотреть. Не хочу ничего обещать, но, возможно, удастся что-то сделать.

– Вы врач? – опешил Буров. Такого разговора он ожидал меньше всего.

– Нет, – ничуть не меньше удивилась женщина. – Я…

– Все, я понял, – перебил ее Буров. Помолчав, заговорил тихо, едва сдерживая ярость: – Так, значит, вы – экстрасенс? Целительница? Ясновидящая? Кашпировский?! Мать вашу так!