Биверли Бирн - Огненные птицы

– Ничего, благодарю вас. – Лой охотно уселась на предложенный ей стул.

То, что она уселась рядом с Лили никому из присутствовавших не показалось случайным.

Лили не отваживалась смотреть на нее, она, склонив голову, уставилась на сцепленные, побелевшие от напряжения пальцы рук, лежавшие на скатерти.

Диего откашлялся.

– Марк, я еще раз прошу простить меня. Если ты позволишь, мне и Лой хотелось бы побыть некоторое время с нашей дочерью.

Голова Лили дернулась. Наконец-то он решился на то, чтобы назвать вещи своими именами. Уж не ожидал ли он, что она сейчас с воплем благодарности бросится ему на шею? Поздновато было для таких мелодраматических сцен, и за исключением этого почти рефлекторного движения головой, она ничем не выдала своей реакции на запоздалое заявление своего отца де-факто.

Только что усевшийся Марк снова был вынужден подняться, вслед за ним встали Сьюзен и Мануэль и тут же покинули столовую. Лишь Энди не пошевелился.

– Если это касается Лили, то не может не касаться и меня, – заявил он.

В его голосе слышалась неприкрытая воинственность.

– И пока она сама не попросит меня об этом, я никуда отсюда не уйду.

– Останься, пожалуйста, – пробормотала Лили.

Диего примирительно пожал плечами.

– Как пожелаешь, – не стал протестовать он и направился к буфету налить для Лой бокал хереса.

Он даже не поинтересовался, хочет ли она. Ему не было необходимости задавать такие смешные вопросы. Диего знал, чего она хотела, а чего нет. Он вообще все знал наперед об этой женщине.

– Вот, возьми, дорогая, – сказал он, протягивая ей бокал.

Благодарно улыбнувшись ему, Лой возложила ладони на тонкий широкий бокал и, прежде чем заговорить, отпила большой глоток. Обращалась она к Лили.

– Я приехала потому, что Диего считает, что у нас с ним есть, что объяснить тебе.

– Объяснить? – эхом повторила Лили.

В ее голосе чувствовалась горечь.

– А разве здесь мало было сказано? Да и сделано было, я уверена больше, чем достаточно.

Лой отшатнулась от этих слов Лили, как от удара. Энди взглянул на Диего, ожидая, что тот взорвется, но старик по-прежнему оставался спокоен.

– Лили, – обратился он к ней, – послушай меня. – Диего наклонился к ней, желая, чтобы она смотрела ему прямо в глаза, и она подняла голову.

– С тех пор, как мы два часа назад впервые увидели здесь друг друга, ты ждешь от меня, что же я должен сказать. Ты ждешь от меня чего-то такого, что позволило бы тебе убедиться в том, что я способен понять источник твоей боли, верно оценить и свою собственную роль в создании причин, эту боль вызвавших. Но я не могу, я не в силах сделать это, потому что прочувствовать и воспринять боль другого, как свою собственную не дано никому. Надеюсь, ты способна понять эту нехитрую истину. И еще надеюсь, что ты способна простить меня и за то, что я как и любой другой, лишь пленник своей судьбы, не более того.

– Вы просите меня простить вас? – прошептала Лили.

– Да, я прошу тебя об этом. Но не потому, что я жажду этого прощения, а для того, что ты сама в нем нуждаешься. Твое прощение для меня роли не играет, оно даже для Лой не играет роли, – тихо добавил он. – А вот для тебя это жизненно важно. Дело в том, что в ненависти, в способности ненавидеть Мендоза достигли своего рода совершенства. И всегда готовы к отмщению, но каждый раз нам приходилось платить слишком высокую цену за эту готовность. А я не желаю платить такую цену, и твоя мать тоже не желает. Мы…

– Есть что-то, что вам следует знать, – перебила его Лили дрожащим от волнения голосом. – Вы – не мой отец, а она – не моя мать и это факт, не подлежащий обсуждению.

– Я понимаю это, – с готовностью согласилась Лой. – И я для себя лично ничего не жду. Но то, что сказал Диего – правда. Ненависть равносильна яду. Она устремляется в кровь и способна отравить все.

Лили стояла с опущенной головой, сжимая и разжимая кулаки. В ней шла борьба и когда она, несколько мгновений спустя, заговорила, слова выходили из нее с трудом, медленно. Она обращалась к Лой.

– Уже много дней я пытаюсь разобраться в этом. В том, что я чувствую. Почему не питаю ненависти к вам. А вот его, – она кивнула в сторону Диего, – его мне ничего не стоило возненавидеть. И я возненавидела его. Не знаю, смогу ли я простить. Кое-что я, конечно, понимаю. Вы жили и сейчас живете в таком мире, где роль отдавать приказы для вас привычна, где вам всегда удавалось добиваться такого хода вещей, который вас устраивал. Разумеется, когда вы пришли к заключению, что вы беременны, это должно было означать, что вы оказались в очень непростой ситуации. Это я понимаю. Я даже могу понять и то, что вы пожелали отдать меня кому-то. Сначала не понимала, но чем больше я над этим размышляла, тем больше приходила к пониманию, что именно такая реакция на ту ситуацию могла иметь место. Вы оказались в таком положении, когда были вынуждены выбирать между мною и человеком, которого вы любили. – Сказав это, Лили метнула быстрый взгляд на Энди, потом снова смотрела на Лой. – Окажись я в вашем положении, я думаю, что я сделала бы тот же выбор. Но, – она замолчала, слова, казалось, застыли у нее на губах.