Маргарита Южина - Моя вторая четвертинка

Серафим ругнулся, дернулся было в прихожую, но потом натянул на голову подушку и перевернулся на другой бок.

Неизвестно, звонили еще или нет, Серафим Сергеевич умудрился-таки заснуть, даже с подушкой на голове, и проспал так до самого утра.

– Господи, хорошо-то как! – воскликнул он, выходя из душа. – Сегодня еще и программка по телевизору славная! И никто мешать не будет…

Радовался он преждевременно. Не успел затворник одеться, как в двери снова зазвонили.

– Фигу я вам открою! – буркнул тихонько Серафим и улегся на диван с книжкой.

Звонок раздражал, будил в душе какие-то тревожные чувства и беспокоил существенно. И все же Серафим крепился. Что такое, в конце концов!! Имеет он право на законный отпуск?! Он ничего никому не обещал, никому не навредил, ничего никому не должен, поэтому будет вот так лежать и совсем даже не пойдет открывать! Да никто ему не нужен! Он уже знает – только подойди к двери, сразу же ворвется этот инфантильный Леша, будет опять звать жениться, или, чего доброго, сама Милочка припрется! Оно ему надо? Нет уж, будет крепиться из последних сил. А если уж вовсе достанут – вызовет милицию. Да, вот так.

Звонок замолк. Серафим даже радоваться боялся. Только осторожненько включил телевизор и притащил из кухни сухарики с изюмом. Вот так тихонько и сидел, как кролик – хрустел сухарем и пялился в экран. И ничего противозаконного…

Три дня Серафим жил точно в сказке. Правда, он совсем не выходил из дома, старался не греметь и продвигался по комнате на цыпочках, зато его теперь никто не беспокоил, не тормошил и ничего – то есть совсем ничего! – от него не требовал!!

Когда все-таки прозвенел звонок, Серафим сначала вздрогнул, точно конь от хлыста, а потом осмелел и стойко решил не реагировать. Только в этот раз номер не прошел. После двух-трех назойливых звонков в подъезде раздались голоса, и в двери Серафима зачирикал ключ.

Серафим подскочил и вынесся в прихожую. На пороге стояла хозяйка квартиры… как бишь ее… А рядом с ней плотной делегацией Леха, Милочка и даже Камелия Борисовна.

– Ну и чего? – вопросительно уставилась на них хозяйка квартиры. – Чего вы мне говорили, что он помер?

– Так он же не открывал! – обиженно взвизгнула Милочка и кинулась на шею Серафима. – Милый! Отчего?! Отчего ты нас так перепугал?! Нет, ты меня не отталкивай, а ответь! Отвечай, дрянь такая!! Я из-за тебя вчера семь килограммов сбросила!!

Серафим пытался оторвать цепкие руки, но Милочка вцепилась намертво и отпускаться не собиралась. Неизвестно отчего, женщина уже активно заявляла на него какие-то права. Это пугало, поэтому Серафим извивался ужом, выскальзывал из объятий и даже тихонько поскуливал.

– Не расстраивайся, Серафим, – пробасил Леха. – Я понял – ты спал, отрубился, наверное, выпил с устатку…

– Ах вы-ы-ы-пил… – наконец отлепилась от Серафима Милочка, уперла руки в бока. – Так, значит, выпил, говоришь? Это, значит, ты еще со мной как следует не расписался, а уже пить намылился? Это, значит, со мной тебе не интересно! Значит, в тепле, в уюте, ему не пьется, а с какими-то алкашами, в подвале, в гараже!!.

Боже мой! Ну до чего же все женщины одинаковы!!

– Я не пил! – взвизгнул Серафим и юркнул за широкую спину Лехи. – Леха! Сестру свою успокой! Если она ближе подойдет… я точно тебе говорю – если она еще на шаг ко мне подойдет… я из окна выброшусь!

– Здра-а-а-сссьте!! – возмущенно вытаращилась хозяйка. – Выбросится он! А кто потом мне окошко вставлять будет? Оно, между прочим, пластиковое! Я всю жизнь на него копила!! А он, получается, по окошку шарахнет, сам в лепешку, а ко мне потом даже квартиранты не пойдут! Кому ж захочется пялиться в окно, из которого тут выкидываются всякие!!

Серафим уже не знал, что делать. Зато прекрасно знала Милочка.

– Ему нужен душ!! Вы что – не видите? Ему плохо с похмелья, помочь человеку надо! Леша! Немедленно его в душ!

– Я не хоч-ч-чу в душ… – пыхтел Серафим, упираясь ногами в косяк. – Немедленно меня отпустите! Я не собираюсь ни в какой душ!!

– А ему надо так ножки – тыц! – подсуетилась Камелия Борисовна, и несчастного Серафима прямо в одежде сунули в ванну.

Он смирился. Опустив руки, стоя во влажной посудине, он уныло спрашивал:

– Я все понимаю… я только не могу понять – чего вы все ко мне прилипли? Кроме меня, больше людей, что ли, нет, а? Ну что я вам сделал?

– Ты, Серафим, нам теперь родным стал, – как добрый дедушка, объяснял Леха. – Мы теперь тебя никуда не отпустим. И людей на свете многое множество, но только кругом одни пьяницы, а ты… хоть и дохлый какой-то, и руки у тебя не из того места растут, и видок – щелчком пришибешь, зато интеллигентный…