Маргарита Южина - Принцесса в лопухах

– Проходи, Февралинушка, проходи... Соскучилась, поди, по папке? Вижу, вижу, скучала. Ну, ничего-ничего, теперь я не уеду: теперь я здесь буду жить!

Аллочка беспомощно оглянулась на Гутю. Та стояла, словно плакальщица в траурной процессии – склонив голову и прижимая к глазам платочек, только что не выла в голос. И Варька рядом с ней хлюпала носом – совсем, видать, с собой справиться не могла, психолог, называется.

– У нас тут несчастье... – горестно проговорила Варька. – Дед с бабушкой разводится.

– Совсем, что ли?! – вытаращилась Аллочка на отца.

– Совсем, дочура! – рубанул ладонью Влас Никанорыч. – Окончательно!

– Я говорю – совсем вы с ума посходили? – рявкнула дочь. – Куда вам расходиться? Что не поделили – корову? Так их у вас две! Гутя! Давай им еще одну корову купим.

Отец упер руки в бока и медленно, но жестко проговорил:

– Коров нам хватает... А с матерью вашей... Варька! Накрывай на стол. Не могу больше, сил нет терпеть! Наливай!

Только после третьей стопки, когда все Неверовы уже и не надеялись узнать всю правду, Влас Никанорыч заговорил.

– Запил я, – чувственно начал он и заранее смахнул слезу. – С мужиками сено скосили, и я немного выпил, с устатку... Недолго пил, понимаю ж – дома и крышу починить надо, тут еще проводка электрическая полетела... и погреб опять же надо почистить... Вы-то хрен когда приедете, ручки марать не желаете! Только деньги суете! А фига я с этими деньгами-то сделаю? Только пить на них и остается. Пил я себе, пил... а потом, через неделю, прихожу домой-то... прихожу... а мать ваша! С мужиком!

– Ка-а-ак?! – не поверила Аллочка. – Обалдеть! Прямо так и с мужиком? В постели?

– Ты чё мелешь-то, дура?! – треснул ее ложкой по лбу отец. – Чего на мать родную плетешь? Как это она в постели с мужиком? Нет! Он, как и полагается, возле лампочки торчит, проводку чинит, а она чегой-то все возле печки вьется.

– И что? – поторопила его Гутя. – Она возле печки, он на лампочке висит, и что?

Отец выпучил глаза:

– И ничего! Обиделся я. И прямо так и заявил: «Ежли, говорю, тебе чужой мужик милее, так и оставайся с ним, неверная!» И все. И уехал к вам. Бросил я ее. Ты, Гуть, вот чего: ты б мне сыскала бабенку, а? Чтоб городскую, а? Фом, может, у тебя какая знакомая на примете имеется?

Фома нервно вздрогнул и уставился на Варьку. Если бы у него и имелась по нелепой случайности какая-нибудь безнадзорная знакомая, он бы не признался даже под пытками.

– Ну? Что молчишь? – ткнула его в бок Варька. – Имеется? Помоги дедушке.

– Откуда? – честными глазами заморгал Фома. – Откуда у меня женщины? У меня ж только больные!

– Придется искать... – грустно выдохнул Влас Никанорыч и опрокинул еще рюмку. – Гутя! Слышь, чего батя говорит? Искать, говорю, вам придется... себе новую мамку!

– А я вот что думаю, – сверкнула глазами Аллочка. – Что нам легче нового папку найти. А что? Будет он жить в деревне, мы ему бычков на откорм купим, дело свое заведет, деньгами помогать станет... А если у того папки еще и квартира в городе случайно окажется, так я сразу же туда и пропишусь! Чтоб кому другому не досталась. Гутя, посмотри, у тебя там, кажется, Иван Иваныч на примете имеется, очень он пасекой интересуется...

– Эт-то какой такой Иван Иваныч, а-а?! – побледнел Влас Никанорыч и стал медленно подниматься со стула. – Эт-то кого вы себе там отыскали еще? Какого такого папку, я интересуюсь знать! Бычков они ему купят! А мне?! Где мои бычки?!

– Пап, а какие ж тебе бычки, если ты, как маятник – из деревни в город, из города в деревню? – не сдавалась Аллочка. – Сколько можно матери нервы трепать?

– Я ей ничего не трепаю! Не... треплю. Я!.. Я, может, ей того... отдохнуть от себя дал? Чтоб она успокоилась, не психовала, а то ить она ж меня после того запою прямо чугунком по темечку-то, прям чугунком! Во, глянь! Фома, ты ж врач! Глянь, говорю... вот тут, аккурат на темечке, закрытая рана... Видишь?

На темени отца и в самом деле проглядывался кровоподтек.

– А об спину мою все коромысло разломала! Щас покажу... Это я ниже поясницы удары-то принял... Девки! Ну, чего выпялились? При вас, штоль, штаны-то скидать? Фома! Иди, тебе покажу, ты как врач пронаблюдаешь...

– Да ладно, – отмахнулся Фома. – Я вам верю.

– Ну вот! И как же я останусь? – не успокаивался батюшка. – Это она меня днем так-то изувечила, а что ночью придумает? Она ж ночью меня точно, как барана, – на кол, да в печку! А к утру – пожалте: барашек на вертеле!

Отец так разобиделся, что даже остатками водки ни с кем не стал делиться, допил прямо из горлышка, так, обиженный, и отправился спать. Утром папаша не знал, куда девать глаза.