Джо Истерхаус - Основной инстинкт

— Послушай, Карран. Я сам займусь этим расследованием. И не допущу никаких ошибок.

Ошибки на языке Толкотта вовсе не означали просчеты в работе полицейских, он имел в виду их действия, которые таили в себе политическую угрозу для управления и его начальства.

— Слушай внимательно, Гас, — сказал Карран, — никаких ошибок.

— Мы сделаем все, что в наших силах, — сказал Моран.

— А большего от нас и не требуется, правда?

— Правда. И кто же его подружка?

— Ее имя Кэтрин Трэмелл: Дивисадеро, 2235.

— Еще один славный райончик, — заметил Моран. — Сейчас мы прокатимся с ветерком из Багдада к заливу. Тьфу, простите. Забыл. Теперь это место мы больше так не называем.

— Пойдем, Гас, — сказал Карран, направляясь к двери.

На лестнице, вдали от чужих ушей, Гас Моран сказал:

— Надо же. Толкотт при полном параде явился сюда ни свет ни заря. Обычно его и палкой из управления не выгонишь.

— Да, — сказал Карран. — Должно быть, Джонни Боз и мэр были крепко связаны.

— Ник!

Они оглянулись и увидели лейтенанта Уокера, который стоял на верхней ступеньке лестницы.

— В чем дело, Фил? — спросил Карран. — Мы должны были попросить извинения? Или возникло что-нибудь новенькое?

— Ты назначен к врачу на три часа. Я хочу убедиться, что ты не забыл.

— Извини, может быть, я и не прав, Фил, но разве мы только что не приступили к расследованию убийства? Ты хочешь, чтобы я выполнял свою работу или торчал у психиатра управления, черт побери?

— Занимайся убийством, но не забудь и про психиатра. И сделай нам всем одолжение, Ник, — никакой отсебятины.

— Я согласен выполнить все твои пожелания, кроме одного.

— Если не хочешь вылететь с работы, Ник, в три будь у врача. Понятно?

— Да. Хорошо. Буду.

— Мне помогло, — сказал Фил Уокер. — Может тебе тоже поможет.

— Черт! — сказал Гас, — у тебя удар, Ник. Ты приносишь немного солнечного света повсюду, где ни появляешься.

— Ты прав. Ну что ж, понесем свет на Дивисадеро.

Если вы поедете по одной из длинных улиц, которые с севера на юг пересекают Сан-Франциско, то увидите полную картину городских контрастов, самые разнообразные кварталы — от необычайно роскошных и богатых до грязных и бедных. Нигде это так не бросается в глаза, как на Дивисадеро. В одном конце этой улицы, внизу, на побережье, вы обнаружите бродяг, пьяниц и наркоманов. В верхней ее части, на Высотах, в домах, начинающихся с номера 2200, живут богатейшие граждане Сан-Франциско. Дом 2235 по Девисадеро, столь же богатый, как и соседские, напоминал скорее особняк, чем городское жилище, и в нем так же пахло деньгами, как и в доме Джонни Боза.

Полицейских вовсе не удивило, что у двери их встретила горничная, они бы не удивились даже, если бы она направила их к черному ходу, который использовали для посыльных и прислуги. Горничная была чикана [2], скорее всего незаконно приехавшая в Америку, она с первого взгляда умела угадывать представителей власти. Их появление вовсе не обрадовало ее. Они показали свои значки.

— Я детектив Карран, а это детектив Моран. Мы из полицейского управления Сан-Франциско.

Страх промелькнул на лице женщины.

— Мы из полиции, — успокаивающе сказал Моран, а не из La Migra [3].

Казалось, это не очень успокоило женщину.

— Да, — сказала она. — Проходите.

Женщина впустила их в помещение и проводила в гостиную. Это была величественная, элегантная комната с высокими сводчатыми окнами, выходящими на голубой простор залива Сан-Франциско. На Каррана и Морана она произвела впечатление — расследуя убийства, они не часто попадали в столь роскошные жилища.

Справа от них на стене висела картина, и Гас Моран внимательно рассмотрел ее, как опытный ценитель.

— Какое совпадение, — сказал он. — У Боза висел Пикассо и у Трэмелл тоже есть его картина. И у того, и у другого — по Пикассо.

— Я и представить не мог; что тебе известно, кто такой Пикассо, тем более не догадывался, что ты разбираешься в живописи.

— Это не так трудно, — усмехнулся Моран. Просто нужно знать, за что зацепиться. Вон, например, большими буквами написано, видишь вон там, в углу: «Пикассо». Ясно как день. Это несложная игра. Вроде поддавков.

— Ее Пикассо покрупнее, чем его Пикассо, — сказал Ник.

— Говорят, что размер картин не влияет на их ценность, — сказала молодая женщина.

— Полицейские разом обернулись. У основания лестницы стояла красивая блондинка с широко расставленными голубыми глазами. Ее скулам позавидовала бы любая знаменитая манекенщица. На ней был черный с золотом вышитый жилет, узкие черные джинсы и черные сапожки. Пожалуй, такую женщину кумир рок-н-ролла был бы не прочь принять в свои объятия.