Ричард Озборн - Основной инстинкт

Из мерцавшего огоньками проигрывателя компакт-дисков, установленного у окна спальни, лилась негромкая музыка.

За окном пробуждался город Сан-Франциско, поднималась непривычная для этих мест ясная утренняя заря — в этот день не будет знаменитого сан-францисского смога.

На кровати, огромной кровати из жёлтой латуни, возлежал Джонни Боз — мужчина отменного здоровья и, помимо всего прочего, человек вкусов — вкусов, как хороших, так и плохих. Он обожал искусство и музыку, а также «презренную» роскошь. Его отрицательные влечения были куда более пагубны — сильнодействующие наркотики, пристрастие к которым переросло в небольшую зависимость от них. и неправедные женщины.

Женщина, опоясавшая ногами его голое тело, была восхитительна. Её длинные светлые волосы стекали по нагим плечам; её совершенные груди, дразняще висевшие наподобие спелых фруктов над его лицом, были, однако, вне пределов досягаемости его жаждущих губ.

Женщина наклонила свой красный ротик и с жадностью поцеловала его, выбросив, как жало, язык. Он вернул поцелуй, глубоко засосав её язык в свой рот. Она взяла его руки, подняла их над головой и скрутила их. Затем выдернула из-под подушки белый шёлковый шарф и, связав одним его концом запястья рук мужчины, а другой конец шарфика прикрепила к латунному изголовью кровати. Мужчина натянул свои путы и закрыл от наслаждения глаза.

Она соскользнула вниз на его тело, и он вошёл в неё, проникая очень глубоко, подчиняясь напору её бёдер. Он ожил, пронзая её, врываясь, пробуравливаясь внутрь, ощущая на себе вес её влажного тела.

Они были полностью захвачены моментом, поглощены жестокой силой наркотического секса. Прикрыв глаза, она приподнялась над ним, а затем всей тяжестью собственного тела рухнула вниз, сев на него, как на кол. Её груди увеличились и окрепли.

Он почувствовал, как глубоко внутри забил ключом оргазм, и откинул голову, выставив напоказ своё белое горло. Рот его раскрылся в безмолвном крике, глаза глубоко запали в глазницы. В восторге от прелестных мук он неистово рванул шарф, обвязывавший его руки.

И наступил её момент. Серебряным светом в её руках мельком сверкнуло нечто стальное, острое и смертоносное. Её правая рука быстро и безжалостно опустилась; оружие прокололо его мертвенно-бледную шею, теперь неожиданно окрасившуюся кровью в алый цвет. Он забился в конвульсиях, ошеломлённый болью, предшествовавшей стремительной, насильственной смерти и переполнявшей его силы оргазма.

Снова и снова её рука бросалась на его шею, его грудь, его лёгкие. Кремовые простыни превратились в красные.

Он умер, вливая в неё не только своё естество, но и душу.

Белые и красные проблесковые огни полицейских машин, словно рассыпанных в бродвсйском квартале 3500 перед «Пасифик Хайтс Викториэн» Джонни Боза, мерцали, как маяки. Эфир был заполнен треском и болтовнёй регулировщиков движения. Немногочисленные ранние пташки, или, как называют зевак полицейские, — дог-уокеры [1] Дословно: люди, выгуливающие собак (англ.) Здесь и далее прим. пер. , будто театралы наблюдали за разворачивающимся перед ними действием: на сцене находились полицейские, принявшие на себя беззаботный вид, который сопутствует тем, кто постоянно сталкивается с убийствами.

Немаркированный полицейский автомобиль — без хрома и других украшений, то есть абсолютно без всего, что сразу же наводило на мысль о том, что это может быть только полицейский автомобиль, медленно проехал вниз по улице и остановился возле группы машин и «фараонов». Двое вышедших из неё мужчин уставились на элегантный фасад здания, выполненный в технике городского дома викторианской эпохи.