Вера Копейко - Окольцованная птица

— Хорошо, — кивнула Надюша. — Я запомню.

Девушка прошлась пятерней по волосам, пытаясь пальцами расчесать свалявшиеся за ночь волосы, и усмехнулась. Неужели Надежда сошьет ей юбку? Этот материал ей подарил отец, когда приезжал сюда в последний раз. Он честно признался, что жена его высмеяла за такой подарок — он привез ей ткань из Индии. «Но что с нее возьмешь, — ухмылялся отец, — оперная дива».

— Как насчет бадейки кофе? — Ульяна посмотрела на Надюшу. — У меня отличные зерна. Венской обжарки. Не слишком темный цвет, но аромат — мертвого поднимет.

Надюша повела носом.

— Я знаю твое пристрастие к запахам.

— Ты снова о приваде на волков? — Ульяна поморщилась, потому что эту приваду она раскладывала в респираторе, иначе ее просто тошнило.

У нее на самом деле очень чуткий нос, звериный нюх, как говорил отец. «Да она по запаху стреляного рябчика находит!» — хвастался он перед друзьями. И впрямь был такой случай, в этой же тайге. Тогда она еще училась в школе, и отец взял ее с собой на охоту. Сбитый рябчик упал в глубокий снег, и она нашла его, но не по запаху птицы, конечно, а по запаху горелого пороха среди зимнего запаха свежести.

— Очень соблазни-ительно, — протянула Надюша. — Но здравый голос утверждает, что печень моя не обрадуется перебору с кофе. Так что, дорогая, пока. — Она, словно быстрая зверюшка ласка, юркнула в дверь — и нет ее.

Ульяна стояла и смотрела, как Надюша пробежала, словно протанцевала, через двор и оказалась уже на дорожке, отделяющей их дворы друг от друга.

Ульяна пошла в ванную. Всякий раз, когда переступала через порог, она испытывала гордость — она сделала то, что хотела. Она хотела здесь, в глухой северной тайге, жить с комфортом, поэтому превратила этот обыкновенный деревенский дом в настоящий западный коттедж: отопление, вода, газ, свет — но при том она оставила и печь, и колодец во дворе. Ванную Ульяна облицевала зеленоватой плиткой, полотенца на блестящей изогнутой трубе тоже были в тон, но цвет зелени гуще. Занавеска для ванны изысканного сочетания цветов — зелень с оранжевыми тонкими полосками, но одинаковой насыщенности тона. Отсюда не хотелось уходить. Стиральная машина стояла в отдельном закутке; когда строили этот дом, то там предполагалась кладовка. Но Ульяна посвоевольничала, довела работяг, которые ей делали все это, до белого каления, но добилась от них всего, чего хотела.

Ульяна сбросила пижаму и встала под душ. Вздрогнула от первых капель — они были холодные, а потом кожа расправилась, ощутив нежащие струи горячей воды.

Воду Ульяна любила всегда, наверное, потому ее повело связаться с прудом и карпами.

Она включила душ посильнее, струи кололи тело, долбили, словно хотели вытолкнуть мысль, не дающую покоя и саднящую, как незаживающая рана от ожога. Стоит разбередить, как все снова — боль и угроза заражения. Потому что кожа еще слишком тонкая, молодая и потому ненадежная.

«Чтобы кожа была надежной, она должна задубеть, огрубеть», — зазвучали в ушах слова отца, сказанные им давно, когда она была маленькая и неловкая. Это было в ту пору детства, когда человек еще не верит, что красивые угли в печи могут обжечь до мяса.

Интересно, подумала она, растирая пену с запахом папоротника по всему телу, мог бы у нее быть муж, похожий на отца? Вот если бы он был, думала она, не ответив на свой первый вопрос, то она не осталась бы один на один со своими неприятностями, которые угрожают ее просто-напросто разорить.

Муж, хмыкнула она, поворачиваясь спиной и подставляя ее потокам воды. А кто сказал, что он оказался бы таким благородным и не орал бы на всю тайгу, что она дура и только потому влезла не в свое дело?

Но Ульяна не пошла бы за такого. Потому до сих пор и одна.

Она выключила воду, отдернула занавеску, капли дождем полетели в зеленоватую ванну.

«Ладно, утро вечера мудренее», — сказала она себе, ступая на коврик и набрасывая на себя темно-зеленое махровое полотенце. От него исходил слабый запах душицы. Стоя перед зеркалом, она рассматривала свое лицо. «Бледновато, но весна еще только начинается», — подумала Ульяна. Она вытерла волосы, которые благоухали ромашкой. Ульяна надеялась, что новый шампунь, который она купила в областном центре, в дорогущем магазине — продавщица уверяла, что он родной, от фирмы, — придаст ее волосам еще более яркий рыжий оттенок. За зиму они стали тусклыми, и рыжинка почти пропала.

Черная, с белым, красавица Дика возлежала на диване, задумчиво глядя за окно. Вот уж кто обладает грацией, подумала Ульяна, так это она, шерстяная медалистка. По экстерьеру у нее «отлично». А если бы были щенки, то она вошла бы в элиту. Но… она тоже не допускала до себя «мужиков». Ульяна пыталась ее вязать, Николай Степанович, директор заказника и ее покровитель, старинный друг отца, настоял, чтобы у Дики и породистого кобеля Гривана было потомство. Но Дика высокомерно взглянула на красавца и повернулась к нему не так, как ожидали: она наморщила нос, оскалила зубы и зарычала. Весь любовный пыл кобеля как ветром сдуло. А Николай Степанович выругался и сердито заявил: «Твоя сука вся в хозяйку. Тьфу, черт. Пустые хлопоты. Пошли, парень, найдем тебе другую. Не хуже будет».