Мария Гарзийо - Венецианские каникулы (СИ)

А дальше моя жизнь забирается в нарядную гондолу и отправляется вперед по волнам венецианских будней. Маска тешит меня своими визитами почти каждый день. Иногда я готовлю ему феерическое шоу с яркими мизансценами и неожиданными закидонами, иногда наши свидания носят тихий, почти семейный характер. И как ни странно, я начинаю замечать, что со временем мой эксцентричный гость начинает все больше тяготеть к последним. Что касается меня, то, не смотря на неоднозначность моего положения, каждое новое свидание наполняет мое существо сладкой смесью волнения и радости. Я отказываюсь признаваться сама себе, что этот странный мужчина, чьего лица я так до сих пор не видела, может вызывать у меня какие либо положительные чувства. Гораздо проще упрямо твердить себе про безвыходность ситуации и рискованность побега.

Сегодня свидание опять получается спонтанным. Я не успеваю заготовить фанфары и зайцев-барабанщиков. Мы лежим на новых хлопчатобумажных простынях (один раз, начитавшись написанных замечтавшимися домохозяйками романов, я польстилась на шелковые; результат: скользко и холодно) утомленные активными телодвижениями. Я разглядываю мелкие серебристые волоски на его груди и едва тронутые маляром-временем виски. Пятьдесят моему неутомимому герою точно уже исполнилось. Как же интересно узнать, какие черты скрывает под собой эта опостылевшая маска. Как мне хотелось бы забраться хоть на пару минут в его мир, увидеть, какой он вдали от меня, как ведет себя, на каком языке говорит, в какой дом возвращается каждый вечер. Есть ли у него семья? Уютная, домашняя женщина, не подозревающая ни слухом, ни духом о тыльной стороне своего мужа? Ребятишки, учащиеся в каком-нибудь престижном колледже и по выходным развлекающиеся игрой в поло? А может, за заслоном папье-маше кроется грустное лицо, испещренное морщинами страданий? Мне каждый раз все труднее сдержаться, чтобы не шепнуть на ухо любовнику тяготящее меня «Кто ты?» Но изначальный пакт Риббентропа-Молотова не предусматривает подобной несанкционированной инициативы. Следовательно, запихиваем вопрос обратно и зашиваем любознательный рот аккуратным крестиком.

Недавно я стала про себя называть мужчину Алексом, сняв надоевшую конфетную этикетку «Маска». Эту идею подала мне книга итальянского криминолога Карисси, в которой разведывательное бюро всегда придумывало имя разыскиваемому маньяку. Так личность изувера получала первые реальные очертания. Сравнение, конечно, не самое удачное. Мой Алекс не кровавый душегуб. Хотя.… Если у меня получается мысленно напялить на него костюм президента преуспевающей международной компании, то почему бы и серый плащик Джека Потрошителя не примерить? Нет, все это ерунда. Я чувствую, что где-то под маской он добрый и даже местами пушистый.

— Тебе хорошо со мной? – задает мне неожиданный вопрос Алекс, прервав брожение в моей черепушке.

В моем мозгу вспыхивает красная лампочка «Внимание! Идет операция». Врачи пытаются вернуть к жизни мертворожденный корпус человеческих отношений. И вот в данную минуту этот омытый для похорон хиляк сделал первый вдох.

Я не знаю, как отреагировать. Ответить честно и продемонстрировать свое примитивное рабское нутро? Или высокомерно соврать, унизив таким образом и себя и его? Выбираю третий вариант.

— Ты разве не чувствуешь?

Знает ведь ответ, зачем спрашивает? Или думает, что по такой талантливой актрисе как я уже весь Голливуд обрыдался? Пока мозг занят делом, душа порхает в облаках сахарной ваты, восклицая тоненьким глупеньким голоском «Раз спрашивает, значит, я ему небезразлична!»

— Ответь, пожалуйста, прямо, да или нет, – проявляет твердость мой оппонент, отказываясь играть в «отгадалки».

Продолжать вилять ободранным хвостом, значит, выставить себя дурой.

— Да, – вынужденно признаюсь я, до конца неуверенная в правильности этого выбора.

— Я рад, – спокойно произносит он и поднимается с кровати.

Я слежу любопытным краем левого глаза, как Алекс одевается. Душа, свалившись кубарем со своих облаков, вопросительно таращит коровьи глазищи. И это все? А где, спрашивается, продолжение? Фейерверк признаний, бумажные сердечки и все прочие атрибуты, которые необходимы для поддержания жизнедеятельности едва пришедшего в сознание организма. Без обещанных вливаний, бедняга опять закорчился в агонии, грозясь на сей раз отойти в мир иной безвозвратно. Он рад. Ему просто не хватило привычной горсти благодарности, и он решил зачерпнуть побольше. Меня покусывает разочарование.