— Итак, что мы имеем на сегодняшний день?..
— Что твой дед, быть может, нарочно позволил информации просочиться. У него ведь существовали связи по всей стране. Думаю, он намеревался продать Ван Гога.
Алекс открыла рот для возражений, но так ничего и не сказала. Опустив взгляд на блокнот, она забарабанила по нему кончиком ручки.
— Далее, убивают мелкого мошенника Джерси Плотника где-то в Свифт-каренте или поблизости от него и подбрасывают в библиотеку. Он работал на более крупную рыбу, на Гектора Мендеса.
— Ты и это знал? А насчет Плотника знал, конечно, с самого начала!
Настаивая на полной откровенности, Дункан считал ее наилучшим вариантом, но теперь засомневался.
— Ну да, знал. Знал и не рассказал полиции. Только не нужно лекций на тему «Порядочные люди так не поступают».
— А кто убил его, ты тоже знаешь?
С него уж слишком! Опять она записывает его в навозные жуки.
— Я бы тогда сказал полиции.
Алекс хмыкнула, но от комментариев воздержалась. Он продолжал:
— Далее, пистолет в твоем ящике.
— Правильно. Кто-то его подкинул, как и труп.
— Наверняка тот же человек, что пытался сбить тебя на машине, подозрительно похожей на мою.
— Вот именно.
— Можно списать на расхожий цвет и марку, но интуиция подсказывает, что совпадение не простое. Кто-то пытался предвосхитить события, исключить всякую возможность, чтобы мы взялись за дело вместе.
— Мог бы не трудиться. Ты и сам все успешно испортил.
— Кстати, на меня тоже покушались.
— Когда?
— Когда мы с Томом ходили в горы. В меня стреляли, промахнулись, но надорвали веревку. Происшествие чуть не стоило мне жизни.
— И ты ничего не сказал?!
— Во-первых, все обошлось, а во-вторых, когда в тот вечер ты явилась со своей стряпней, нам было не до разговоров.
Бледные щеки Алекс порозовели.
— И что же, вся эта суета: выстрелы, попытки переехать машиной — ради одной картины?
— Нет, ради того, что за нее можно получить.
— В таком случае… — она поднялась, но тут же снова села, — в таком случае, пока картина не найдена, мы все в опасности!
— Ты права.
— Письма, о котором говорил дедушка, не оказалось. Может, его выкрал Джерси Плотник? Но при нем ничего такого не обнаружили. Может, забрал тот, кто его застрелил?
— Если нашлось что забирать. Плотник, может, и не знал о письме.
— Дедушка мог вообще не написать его. Сам подумай, если бы оно попало в руки убийцы, он давно уже добрался бы до картины.
Некоторое время они молча размышляли. Каждый из них нервничал: Алекс барабанила ручкой по блокноту, Дункан расхаживал по комнате.
— Кто душеприказчик?
— Я, — заявила Алекс.
— А как насчет депозитного ящика?
— Был, но совсем маленький. Там лежали только договор о покупке дома, немного акций и тому подобное.
— Никаких картин?
Она помотала головой и начала по очереди водить подушечкой большого пальца по ногтям, словно в поисках зазубрин. Звук раздражал, но не так, как непрерывная барабанная дробь по блокноту.
— Где хранилось завещание?
— Дома. В смысле — дома у дедушки. Если письмо украдено, то человеком, который имел туда доступ. Если бы в дом проник посторонний, стало бы известно, так?
— Ну…
Дункан сделал большой глоток вина. Признаваться в таких вещах неприятно, однако он сам настаивал на откровенности.
— Проникнуть в дом можно и незамеченным.
— Что ты хочешь сказать?.. — запнулась, потом (видимо, увязав в одно целое его слова с тем, что уже знала о его семье) уставилась на Дункана во все глаза. — Ты вламывался в дедушкин дом?!
— До тех пор, пока я не убедился в том, что ты никак с картиной не связана, просить твое разрешение на обыск я посчитал излишним.
Наступило молчание. Зная, что Алекс неглупа, он ждал, когда она придет к дальнейшим нелицеприятным выводам.
— И что еще ты обыскивал?
— «Антикварный магазин Форреста», ну и, конечно… твою квартиру, — Дункан потер лоб, проклиная себя за то, что не держал язык за зубами.
Тут следовало рассыпаться в извинениях, но он не умел и из страха ляпнуть что-нибудь глупое промолчал. Алекс снова поднялась и повернулась к зеркалу (видимо, чтобы не смотреть на него).
— Ты обманул мое доверие во всех отношениях… Голос ее дрожал. Дункан приблизился и остановился рядом. В зеркале показалось теперь два отражения.
— Не во всех. Ты стала близкой и нужной мне, как никакая другая женщина.
Он чувствовал отчаянную потребность признаться в любви. Увы, даже стоя рядом, они теперь находились врозь.
Читать дальше