Лара Эвери: Дневник моей памяти

Стюарт закрыл лицо руками.

– Чья бы корова мычала.

– Да, – отозвалась я.

Стюарт вновь положил руки на колени, выдохнул.

– Скажу как есть. Литературный агент от меня отказался. Вот и пришлось ехать в Нью-Йорк. – Он уставился в землю.

– Ох…

– За все время, пока я здесь жил, я и страницы не написал.

– Сочувствую. – Так вот почему он увиливал от разговоров о своей работе. Он тоже, как и я, лишился будущего. – А тот рассказ, который ты готовил для Марианы Олива?

– Его я написал давно. Он уже опубликован, в одном портлендском журнальчике.

Я смотрела на Стюарта, он сидел понурый. И продолжал говорить. Как выяснилось, в Нью-Йорк он ездил лишь затем, чтобы убедить издателя не расторгать контракт – потому-то он мне не звонил и не писал – так ему было стыдно.

А теперь просил прощения за свою ложь.

– Ничего, Стю, – успокоила его я. – Ты снова пишешь?

– Пытаюсь.

– Помню рассказ, который ты читал с Марианой, и те, что до него уже напечатали. Я их перечитывала недавно, уже после нашей ссоры, и они в очередной раз меня потрясли. У тебя талант.

– Не уверен, – буркнул Стюарт.

Я еле сдержала смех.

– Подумай, как ты еще молод! Раз ты ступил на этот путь – значит, неспроста. Только не бросай!

Наконец-то улыбка! Настоящая улыбка! Впервые за долгое время у него засветились глаза.

– Можешь спорить со мной сколько влезет, можешь оправдываться, и все равно я права, – сказала я тоже с улыбкой.

– Знаю, – кивнул Стюарт.

Слова у меня будто не с губ слетали, а шли от самого сердца.

– Я старалась как можно больше дать тебе и другим, только не знала как, – продолжала я. У Стюарта на глазах выступили слезы, у меня тоже. – Я учусь думать о других, честное слово! И хочу, чтобы ты знал, даже если уже поздно.

– Не надо ничего в себе менять, оставайся собой.

– С собой сладить временами непросто. – У меня задрожала губа. – Мне хотелось всего и сразу.

Стюарт взял меня за руку, как в прежние времена. Слезы отступили.

– У тебя страшная болезнь. И куда меньшие несчастья превращают людей в эгоистичных чудовищ.

Я рассмеялась.

Стюарт добавил:

– Мы рождаемся на свет эгоистичными чудовищами.

Мы посмеялись, все еще шмыгая носами.

Стюарт поднялся, протянул мне руку, мы встали друг против друга. Долго обнимались, дрожа и рыдая, и я гладила его по спине.

Стюарт глянул на часы.

– Тебе пора?

– Да, пора.

– Ты был для меня особенным человеком, – тихо сказала я.

– Только не надо в прошедшем времени, – срывающимся голосом ответил Стюарт.

– Ты для меня особенный человек, – поправилась я, ведь так оно и есть.

– Думаю, мы были бы хорошей парой, если бы не обстоятельства, – шепнул он мне на ухо.

– Да, согласна. – Но от обстоятельств никуда не денешься. Нет для меня больше никаких «если» и «может быть». Есть то, что есть.

– Если тебе что-нибудь будет нужно, скажи.

– Да, нужно, прямо сейчас.

– Говори.

– Продолжай писать.

Мы разжали объятия.

– Ладно, – кивнул он. – Хорошо.

Впервые за шесть лет вместе с родителями я отправилась на мессу в церковь Божией Матери Неустанной Помощи

Я не молилась, но приятно было слышать, как стройно поет хор, и певцам не надо думать – каждое слово впечатано в их память

Я теперь так отчаянно цепляюсь за каждое воспоминание

Рада, что у Гарри, Бетт и Дэви есть в жизни нечто такое, что может оставить в их памяти глубокий след, что-то прекрасное, вне их самих

Мама и папа держали меня за руки с двух сторон

Когда мы вернулись домой, я попросила их мне помочь

У меня было отложено немного денег на учебу в Нью-Йорке – кое-что от бабушки с дедушкой, кое-что от родителей, – а теперь почти все ушло на лечение

Я попросила: если мы еще не все истратили

пусть останется младшим на образование

А если осталось совсем мало, около сотни

то пусть мама с папой позвонят в Клуб Нимана-Пика, туда, где дети в гавайских рубашках, и там купят всем троим по книжке, на их вкус

Истории помогают в тяжелые времена, их полезно и слушать и рассказывать

Думаю о Купе и о записках, что мы расклеили по дому

Истории – это всегда хорошо

Прошла уже почти неделя, и я не выдержала

Я без конца отпрашивалась прогуляться со Щеном в сторону шоссе, чтобы взглянуть на дом Купера, даже когда ходить было совсем тяжко

Мама с папой раздобыли мне кресло-каталку, но мне оно не нравится