Клаудиа Кроуфорд - Любовный квадрат

– Дакота! Хватит шутить! Бабушка начинает сердиться!

Боже Милосердный, где она! В голове промелькнули видения смертельной опасности. Электричество. Яд. Ножницы. Пластиковые пакеты. Слава Богу, у Лу нет оружия.

– Дакота! – паника взяла верх. Эми бегала из комнаты в комнату, заглядывая всюду, где была возможность спрятаться годовалому ребенку. На первом этаже ничего. Нет и следа. Наверху она пронеслась по четырем спальням, как ураган.

– Дакота! Когда я доберусь до тебя, пощады не жди, я убью тебя!

Ванная комната. Она помнит, что оставляла дверь открытой, сейчас та закрыта. Слышался шум воды, звук, сводящий с ума… Ее драгоценная малышка утонула. Боже милосердный, нет! Пожалуйста, Господи, нет!

– Дакота?

Дверная ручка повернулась, но дверь не поддалась. Проклятый Лу! Она умоляла его отремонтировать защелку. Слишком занят на ниве просвещения! И где, черт побери, слесарь, которого она вызвала сегодня утром? Если что-нибудь случится с ее обожаемой девочкой, она клянется, что задушит обоих собственными руками и пойдет на электрический стул с улыбкой на лице.

– Дакота! Бабушка приготовила тебе вкусненькое!

В отчаянии она всем телом налегла на дверь, и та вдруг распахнулась. Отвернувшись от наполненной ванны, внучка безмятежно улыбнулась ей.

– Куп, куп, куп…

Облегчение, смешанное с полуобмороком. Явно ожидая одобрения Эми, Дакота бросила в воду утреннюю почту и теперь копировала бабушку, стирающую детские пеленки.

Журналы, рекламные буклеты, каталоги и счета покачивались на поверхности воды, как корабли в штормовом море. К счастью, Дакота была еще недостаточно сильна, чтобы полностью открыть кран. Несмотря ни на что, Эми должна улыбнуться. Любимым занятием Сэнди в возрасте Дакоты было усесться на краю унитаза и весело болтать в воде обутыми ножками. Хорошо, что малыши так очаровательны и милы. Это единственное, что спасает родителей от детоубийства. Таков способ матери-природы защитить человеческий род от вымирания.

Эми собрала промокшую прессу и положила в раковину, взяла Дакоту на руки, закрутила кран и вынула пробку из ванны.

– Куп, куп, куп…

– Дакота! Я заморожу тебя до твоего десятилетия! Лучше, даже, до двадцатилетия…

Она отнесла визжащую внучку в манеж и засунула ей в рот пустышку. «Тюрьма», так называет это место Сэнди – детям нужно позволять передвигаться свободно. Конечно, Сэнди не приходится гоняться за ней.

– О' кей, Дакота. Оставайся здесь и соси свою пустышку как хорошая маленькая девочка. Не упуская шанс вырасти и стать мисс Америка или выйти замуж за мистера Успех.

Сэнди, к тому же, против пустышек. Если Сэнди так озабочена этим, позволим ей сидеть дома!

Крошка Дакота пританцовывала в манеже и играла в «вижу-не-вижу», прикрывая глазки крохотными ладошками. Неотразима. Эми взяла девочку на руки, прижала к себе и вдохнула ее сладкий запах.

– Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя!

Пустышка выпала изо рта Дакоты. Малышка извивалась, чтобы вырваться на свободу.

– Вниз… вниз…

– О нет, не выйдет. Ты уже натворила достаточно для одного утра. Ты останешься здесь и съешь свое печенье, как хорошая маленькая девочка.

Она опустила внучку обратно в манеж и вернулась в ванную высушить почту. «Тайм» превратился в бесформенный ком, напоминавший абстрактную скульптуру из папье-маше. К счастью, ее «Архитектурный Дайджест» и «Глеймор» были упакованы в полиэтиленовые пакеты – гигантские презервативы, как называл их Лу, зная, что это смущает ее. На толстом белом конверте с английской маркой чернила расползлись фиолетовыми пятнами, словно тушь под дождем. Она вытерла их чистым полотенцем. Проклятье, теперь все чернила на полотенце. Что бы это могло быть? Конверт такой плотный, вода, кажется, не проникла внутрь.

Большим и указательным пальцами она вытащила вложенную карточку из влажной оболочки.

Удар от приглашения был внезапным и ощутимым физически. Ноги стали ватными. Сердце бешено колотилось. В ушах раздавался похоронный звон невыносимой утраты. Часть ее души, давно умершая и похороненная в памяти, снова ожила и умерла еще раз. Она опять была молодой и вернулась в маленькую комнатушку в Челси Мьюз, да, в возрасте Сэнди, но без ее искушенности. Юная, смешная, рыдающая под одеялом, чтобы Мона и Джорджина не услышали, она не могла есть несколько дней, когда Ник Элбет сбежал с Лягушкой. Пылающая любовь к Нику Элбету – этим унизительным секретом Эми не поделилась ни с кем. Ни с врачом, в первый год возвращения из Лондона, ни, тем более, с Моной или Джорджиной. Она думала, огонь погас, но, даже от вида его имени стыд и желание заставили гореть щеки, а голова кружилась от оживших воспоминаний.