Кристин Арноти: У каждого свой рай

Гнев, поднимающийся несмотря на успокоительное, опасен. Однажды под воздействием аморфиля я в гневе запустила банку кофе Марку в лицо.

Тем более здесь мне не следовало терять самоконтроль. Не плакать, не оскорбляться. Я была глубоко унижена. Мне было стыдно за свои редкие проявления нежности, за свое влечение к Грегори.

– Я была подопытным животным…

– Не совсем так, – попытался меня успокоить Аппенстайн. – Вовсе нет. Скажем, вы были нашей вдохновительницей. Вы нам переделали сценарий, благодаря вам теперь все правдоподобно. Вы внесли очень много уточнений благодаря вашему европейскому восприятию. Но мы вас тоже щедро одарили. Вы завалены подарками.

Я повернулась к Грегори и в этот момент мне захотелось заплакать.

– И даже подарки?

– Моя дорогая, – сказал он. – Я тебе их дарил от всей души.

Я искала носовой платок.

– За их счет?

– Какая разница?

– Янтарь тоже?

– Это мы, – сказал Джереми, указывая на Аппенстайна. – Это поместье принадлежит мне… Вы можете оставаться здесь, сколько захотите… Лучшего нам не придумать, как подарить вам прекрасные каникулы и отправить вас в Париж первым классом. Вы сохраните все ваши вещи и хорошее воспоминание…

Теперь я понимала, почему меня раздирало от гнева и почему я собиралась сказать непоправимое. Речь шла даже не о моей женской чести, а о том, что просто называется человеческим достоинством.

Они не предчувствовали приближающейся бури. Они были так уверены в себе, так знамениты, так богаты, так могущественны. Сэм вытирал нос.

– Невероятная вещь. К тому же можно было бы продолжить эксперимент. Уникальный случай. Я верю в пережитое. Вы дали нам часть вашей жизни.

Хелен теряла терпение.

– У меня впечатление, что эта молодая женщина плохо себя чувствует. Поставьте себя на ее место… Скверным в этой истории я считаю то, что затронуты чувства. Эл не должен был заходить так далеко.

Гарри продолжил:

– Невероятно, но факт, она не узнала Эла. А ему говорят, что он один из величайших актеров в Америке. С тех пор, как я на пенсии…

Теперь он обращался ко мне.

– Вы должны были его видеть во многих фильмах. Эл очень популярен в Европе. Он имел чудовищный успех в «Отце моих детей». – Он добавил с лукавой улыбкой. – По крайней мере, так говорят.

Слова пролетали мимо моего сознания. Слова, как взмах крыльев, ласково прикасались к моему лицу. Я должна была прийти в себя.

Грегори взял меня за руку.

– Ты спасла фильм. Мы были уже готовы уехать, когда заметили тебя под дождем. Ты шла преображенная. Лицо, поднятое к небу, отрешенная, полубогиня, полунищенка.

– Он становится лириком, – отметила Хелен. Я спросила едва слышно:

– А по вашей версии… Что я должна была делать в гостинице?

– В нашей психодраме я должен был убедить тебя остаться со мной. Мы не знали, как закончить фильм. Я предложил убить героиню. Я тебе уже говорил, что не люблю умирать в конце фильма.

Я обрела дар речи. С трудом.

– А я? Во всем этом?

– Ты была почти счастлива, когда я тебя остановил. Начало сюжета менялось, но становилось оригинальным. Затем инстинктивно ты обнаружила слабые места. Ты объяснила мне наши промахи. Сама по себе ты становилась звездой экрана. Сюжет принимал благодаря тебе непредвиденный поворот. Перед тем как прийти к тебе, в квартиру твоей подруги, я посоветовался с Аппенстайном и Джереми. У нас были некоторые угрызения совести… Но опять-таки, ты казалась счастливой, увидев меня…

– Однажды я даже напился, – сказал Джереми.

– Мне же хотелось плакать, – продолжал Сэм. – Вы были так нежны. Так простодушны, так преданны. Так чистосердечны.

Я вытащила свою руку из руки Грегори.

– Ты придумала мою жизнь, – продолжал он. – Родителей… Сюжет принимал законченную форму благодаря тебе. То, что ты оказалась француженкой, нас лучше вписывало в европейский контекст. Мы пересмотрели роли. Так появились Хелен и Гарри.

Сэм ел булочку с изюмом.

– Отсюда и ожидание в Санто-Доминго. Надо было дождаться их приезда.

– Зачем надо было приезжать сюда?

Я была морально убита. Уничтожена. Публично раздета. Жестоко обманута. Аппенстайн объяснил:

– Это место подходило для объяснения лучше, чем Нью-Йорк или даже Калифорния. Надеялись, что синее море, небо, пальмы помогут нам вас задобрить. Мы хотели и по-прежнему хотим подарить вам каникулы.

Я никогда не падала в обморок, и это был не тот день, чтобы начать это делать. Мою жизнь рассматривали через увеличительное стекло. Каждый миг с Грегори был тщательно проанализирован, обсужден. Рассказывал ли он о наших любовных отношениях, легкомысленных, приторных, но все же любовных? Сказочные акулы плавали вокруг меня. Все они проявляли интерес к этой жалкой красной рыбешке, которая вертелась в их аквариуме.