Кристина Рихтер: Зима, которой не было (СИ)

Мы поужинали практически в полном молчании, а когда я встала, чтобы помыть посуду, отец поставил греться электрический чайник.

— Чайку, Ева? — натянуто улыбнулся он.

— Нет, спасибо, — покачала головой я, наблюдая за прозрачной струей воды, ударяющейся о край керамической тарелки.

— Как школа?

Полный провал, папа.

— Всё отлично.

— Я не верю тебе, — зачем-то он пошел в наступление. Я знала, что он понимает, когда я лгу.

— Это твоё личное дело, — в попытках сохранить спокойствие отрезала я.

— Знаешь, — я предчувствовала заунывную историю. — А твоя мать никогда не лгала. Даже не пыталась…

— Мне тогда, может, тоже пачку "Феназепама" сожрать, чтобы хоть в чем-то на неё походить? — сорвалась я и едва не выронила скользкую чашку из рук.

— Ева, — без единой капли строгости протянул отец. Его глаза, серые, тусклые, уставшие, давили на меня упреком, — за что ты так со мной? Неужели ты ни капли меня не любишь?

Нет, папа, тебя люблю. Себя вот — не очень.

Я предпочла промолчать, а он опять начал выявлять причину моей холодности, несмотря на то, что я оставалась партизаном:

— Может быть, я покупаю тебе мало всяких женских штучек? Или у тебя нет того, что есть у остальных подростков?..

Матери у меня нет. Это точно.

— Мне кажется, ты слишком на мне зациклен, — покачала головой я, вытирая мокрые руки о кухонное полотенце. Затем я закрыла кран. — Ты никогда не думал переключить внимание на кого-то другого?

— Что ты имеешь в виду? — папа удивился. На секунду мне показалось, что щёки его порозовели от смущения. Действительно, если задуматься, то за шестнадцать лет я не знала ни об одной его женщине. Они вообще, интересно, были?

— Здесь ты — трудный подросток или я? — мои руки ловко расставляли посуду в сушилку. — Ты понимаешь, о чем я.

— Я вовсе не считаю тебя трудной…

Ну, конечно. А книжка «Как понять трудного подростка» у тебя на столе лежит для красоты?

— Не уходи от темы.

Чайник щёлкнул, и в тот же момент в кармане папиных брюк завибрировал телефон. Вольным жестом родитель наполнил чашку кипятком, бросил туда пакетик с чаем и, покачав головой в мою сторону, удалился в свою комнату. Интересно, книжки об общении с трудными взрослыми у него не завалялось?..

— Ева, тебе чай взять?

Я насупилась, спиной прижавшись к стене. Напротив меня, пожёвывая жвачку и бессмысленно листая ленту «Инстаграма», сидела Рита. Я бы с удовольствием сказала, что румяна кирпичного цвета ей не идут — будто о гараж щеками потёрлась, — но мне было решительно всё равно, как она выглядит. Имело ли смысл сотрясать воздух?

— Да, без сахара, — крикнула я Маше, наблюдая, как локтями та расталкивает младшеклассников.

Через несколько минут брюнетка принесла три стакана, и, отпив из своего, я едва не поперхнулась: горло обжёг приторно-сладкий вкус общепитского пойла, который ещё и чаем называть не брезговали. Мгновенно я откашлялась и отодвинула от себя завтрак.

— Да, Ева, тут не кафе, — пожала плечами Рита, так и не оторвав взгляда от экрана. Затем она извлекла изо рта жвачку и без зазрения совести залепила ее под табурет, на котором сидела.

— В столовых чай один и тот же для всех, — закивала Маша.

— Гадость, — подобрав выражение помягче, заявила я. — Уж лучше остаться голодной, чем завтракать с таким.

— Ты худеешь? — наконец-то окинув меня взглядом, поинтересовалась Рита.

Да, чёрт возьми, эти две булочки я взяла для того, чтобы сбросить парочку лишних килограммов.

— Нет, — отмахнулась я. — Просто нет аппетита.

Мои подружки пожали плечами и приступили к трапезе.

В последнее время меня много чего раздражало. Во-первых, эта школа, которая почти наполовину состояла из биологического мусора: малолетние шлюхи, бестактное быдло, парни с лицами наркоманов, пристукнутые учителя. Естественно, от учебного заведения в спальном районе я не ожидала ничего большего, но если сравнивать с закрытым институтом N, то там контингент был мне ещё более омерзителен. Как раз это и было второй вещью, нервировавшей меня до зубного скрежета. Если бы у меня был шанс спокойно пройти мимо того самого здания, с этим можно было бы смириться — просто не смотреть на смазливые лица тамошних студентов. Но нет, Ева Лаврентьева не может не вступить в какое-нибудь дерьмо. Уже третий день подряд меня мучил странный незнакомец, которого я повстречала у того самого чёртова института. И если в первый раз он ограничился всего двумя репликами, то с течением времени становился всё настойчивее. «Эй, может, передумаешь? Рыжие классные,» — заявил недавно он, за что получил от меня гневный взгляд. «Заводит, когда так злобно смотришь,» — не унимался незнакомец. Кучка парней за его спиной обычно гоготала. Здесь я не стала себя сдерживать и в отместку наградила наглеца факом. Конечно, умей я драться, как настоящий рестлер или типа того, непременно бы набила ему рожу, но ростом парень был выше меня едва ли не вполовину (да ладно, всего-то на полторы головы). В общем, связываться я не хотела, но и терпеть это тоже желанием не горела. На третий день я даже попыталась добраться домой другим путем, но по какой-то причине вышла в странные дворы, где начиналась частная территория и тупик. Пришлось возвращаться. Конечно, он все ещё стоял там: растягивал сигарету и удовольствие поиздеваться надо мной. «Что, передумала?» — с иронией спросил брюнет, видя, как я плетусь мимо. Ублюдок. Какой же ублюдок…