Хоуп Макинтайр - Как соблазнить призрака

– Черт бы его побрал! – Мама остановилась посреди двора перед кучей поленьев. – Я же говорила ему позвонить на ферму и попросить прислать мальчика, чтобы он наколол дров. Чем мы теперь будем топить камин, интересно?

– Не беспокойтесь, – сказал Томми и начал закатывать рукава. – Я позабочусь об этом.

– Сначала сними свой чудесный новый свитер. – Я взяла у него сумки. – Я отнесу их наверх.

– Он у тебя ангел! – сказала мама, когда мы вошли в дом.

Но когда через час Томми, шатаясь, поднялся наверх, он больше походил на умирающего ангела. Он настолько не годился для физических нагрузок, что, расколов одно полешко – не говоря уж о двадцати, – чуть не задохнулся.

– Я приготовлю тебе ванну, – сказала я ему. – А потом тебе лучше поспать перед ужином, иначе ты его не переживешь.

– Немного коротковата, – пожаловался он, улегшись на lit bateau – мини-наполеоновскую кровать в форме лодки, которую по настоянию мамы поставили в спальню для гостей.

– Она французская, – заметила я. – И с этих пор ты должен полюбить все французское. Например, грубые льняные простыни, которые поцарапают нашу нежную кожу, и длинный жесткий валик вместо подушки, такой твердый, что у нас, наверное, голова заболит. Кстати, как тебе мама?

Я легла рядом с ним и оглядела спальню для гостей. Наверное, ему она покажется немного странной. На старых каменных стенах нет ни штукатурки, ни краски: мама решила, что забавно сохранить первоначальный образ коровника. По всей комнате висят якобы средневековые гобелены из необработанной шерсти, добытой у местных пастухов. От них исходит довольно необычный запах, и, на мой взгляд, слишком близко подходить к ним не стоило.

– Она – прелесть, – ответил он, зевая. – А почему ты спрашиваешь?

– Как ты думаешь, ей нравится жить здесь?

– Понятия не имею, – услужливо сказал Томми. – А ты как думаешь?

– Я думаю, что ей одиноко. Посмотри, как взволновал ее наш приезд. Может, она ошиблась, но не хочет этого признавать.

– Ошиблась в чем?

– Что переезд во Францию – хорошая мысль. Как ты, наверное, уже заметил, дом – просто катастрофа. Некоторых людей бог наградил воображением. Они смотрят на разрушенный коровник и видят идиллический сельский домик, который можно из него сделать. Мама не такая. Она видит фотографию чужой мечты в журнале и воображает, что и ее мечта может осуществиться вот так запросто. Она всегда стремится быть тем, чем не является. Зря она похоронила себя в такой глуши. Я приживусь здесь лучше, чем она.

Томми открыл глаза и тревожно взглянул на меня.

– Не волнуйся. Я никуда не переезжаю, – заверила я его. – Просто грустно видеть, что у мамы ничего не складывается. Даже после стольких лет она не получает того, что хочет.

– Может, она не знает, чего хочет. Наверное, в этом ее главная беда.

Я посмотрела на Томми. Иногда он попадает в точку, хотя даже не целится.

– Но обо мне такого не скажешь. Наверное, иметь такую дочь, как я, для нее сущий ад. Сомневаюсь, что ее устраивает хоть что-то во мне. Она мечтала, чтобы я брала от жизни все. Вроде нее. Сейчас она уже примирилась с тем, что я всего лишь писательница – это ее слова. И тем не менее она предпочла бы дочь, с которой можно ходить по магазинам, нянчить внуков, обмениваться кулинарными рецептами. Кажется, она жалеет, что я стала закулисным автором-«призраком», а не романисткой. Кропала бы себе бестселлеры, а мою фотографию печатали бы в газетах.

– Да, я понимаю тебя. Меньше всего ей нужна писательница-затворница, не подпускающая к себе даже своего мужчину. Никаких обсуждений нарядов подружек невесты за утренним кофе. Никакого вязания для внуков. Какая ужасная старость ее ждет!

– Ты – чудовище! – Я легонько пнула его. – Хотя в данный момент мы совсем рядом.

Это правда. Незаметно наши руки переплелись, и мы упали друг другу в знакомые объятия. Как приятно. Не так волнительно, как с Баззом, но удобно и спокойно. На меня нахлынула любовь к Томми.

– Иди сюда.

Он притянул меня к себе, и мы потерлись носами. Это наш ритуал. Томми придумал его после того, как я произнесла «Речь Белой Медведицы перед Кэт». Она исчезла из моей жизни, и я скучала по ней, но глупая гордость не позволяла мне страдать при Томми. А однажды он крепко обнял меня и заявил: «Если ты собираешься всю оставшуюся жизнь быть бестолковой белой медведицей, время от времени тебе будет нужен эскимосский поцелуй, чтобы ты чувствовала себя как дома». После чего нежно ткнул меня носом, я, не подумав, открыла рот, и лед растаял.